Мю Цефея. Шторм и штиль (альманах)
Шрифт:
Устранены проблемы — технические и политические, — которые не дали реализоваться компьютерной революции во времена королевы Виктории. При этом персонажи в романе соответствуют позапрошлому веку. Общество не переживает тотальных войн, характерных для века ХХ. Получилось сочетание викторианского джентльмена (или авантюриста, или проститутки, или политика) с механическим компьютером.
А если еще добавить возможностей, почти не поменяв «культурный код», сдвинуть сюжет «вправо и вниз»?
Мы получим книгу «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» Сюзанны Кларк — мир Британии 1810-х годов,
Аналогично и в фильме «Бразилья» Терри Гиллиама: показано государство, воплотившее идеалы кафкианского «Замка» и оруэлловского «1984». Уровень технологии как раз «похож на 1970-е». Но реальная история показывает, что подобные бюрократические структуры просто невозможны и от внутренних противоречий (сложно обрабатывать такие большие объемы информации) сами же и гибнут (а если возможность появляется — то она вступает в противоречие с интересами части группировок). Лишь сейчас мы подбираемся к возможностям бюрократии из «Бразильи».
Чтобы сейчас написать новую «Принцессу Марса», надо сдвинуть действие в 1900-е, дав землянам несколько технологических «козырей». Джон Картер с пулеметом, ракетным ранцем и добрым словом станет действовать куда энергичнее, но понятия не будет иметь, что делать с Великой депрессией.
Равно как и попаданцы, прибывающие в 1940-й, дают фору Советскому Союзу в грядущей войне и крайне редко представляют, как спасти социализм.
Но отдельные, изолированные примеры — всегда недостаточны.
Чтобы проверить, как работает модель, надо разобрать широкий жанр в фантастике.
Выберем «биопанк» — сумму допущений, связанных с воздействием на жизнь, с иной жизнью на Земле, с биотехнологиями. Каждое событие в биологии/кибернетике/географии/астрономии отбрасывает, отсекает часть допущений, превращая их использование в тот самый ретрофутуризм. Но так же меняются и персонажи…
Низшая ступень — обнаружение на Земле иного вида разумных существ сходного с нами происхождения. Снежный человек как самый простой вариант. Контакт с иным разумом, но без полета в космос. По уровню допущения это «альтернативная история».
В «Затерянном мире» Артура Конан Дойла или «Земле Санникова» Владимира Обручева образ не-человека был понятен. Питекантропы и неандертальцы во всей красе. Но после 1930-х для таких существ просто не осталось мест обитания.
А люди, которые вступали с ним в контакт, — это не столько первопроходцы, сколько созерцатели, мыслители, отчасти гуманисты, которые могут увидеть то, что не замечают другие. Такие как в «Детях земли» Генри Формена. Снежный человек окончательно перестал быть актуальной фантастикой в 1970-х — его вытеснило развитие компьютерных биологических моделей и генетической экспертизы. Если сейчас по единственному волоску можно фактически восстановить облик живого существа, то в снежного человека верят только туристы, вернувшиеся с озера Лох-Несс.
Равно и не очень близкие нам биологические виды. «Война с саламандрами» ушла в прошлое, и сейчас ее постановка в декорациях 1930-х сделала бы честь европейскому кинематографу.
Но воскрешать образ гуманиста той эпохи
Следующая ступень биопанка — это иное, неизвестное качество биосферы — гилозоизм. Разумная Гея, общее сознание всего живого. Имеет очень длинную историю философского осмысления.
Последние произведения, которые еще сохраняли научно-философский характер, — «Обширней и медлительней империй» Ле Гуин, «Неукротимая планета» (1960) Гарри Гаррисона. Развитие кибернетики, теории систем, генетики буквально раздавило это допущение. Сюжет надо сдвигать либо в прошлое, либо в сторону увеличения возможностей живого. Что и сделал Владимир Кузьменко в трилогии «Древо жизни» (1991) — кибернетические и биологические сверхсистемы равно обладают сознанием, фактически творят чудеса. Аналогично и фильм «Аватар» вертится вокруг сказочного теперь допущения о переносе сознания на другой носитель чисто биологическими средствами — и весь фильм по сути ретрофутуризм: старые герои, развертывание фабрики по лекалам ХХ века и т. п.
Телепатия без технического костыля больше не воспринимается как что-то научное. Лишь как мистическое. Поэтому, когда сюжет совмещает современность и сообщество телепатов, надо как-то отделять «волшебников» от возможностей мгновенного обмена эсэмэсками, от возможности смотреть на своем телефоне все новости мира и заодно подслушивать бурчание своего ребенка в кроватке. Потому уровень обмена информацией, который показан в фэнтезийном «Гарри Поттере», — это образ старой мечты. А отношение к прессе — еще более инфантильное, чем возможно среди волшебников-долгожителей…
Очередная ступень — получение новых качеств организмов благодаря селекции.
«Дюна» Фрэнка Герберта — это торжество селекции, когда пророческий дар у людей получается в результате программы выведения, действовавшей десятки поколений.
Но подобное требует четкой социальной организации, причем крайне устойчивой. Особого отношения к детям, смерти которых может не препятствовать и родная мать. В нашей реальности это сложнее. Даже система индийских каст не дает гарантии, а уж попытки рассказывать про современные евгенические проекты, которые конспиративно продолжают вести в изолированных университетах («Багровые реки», 2000), — сейчас выглядят анекдотически. Так что генетическая программа выведения спокойно перекочевала в жанр фэнтези, и Анджей Сапковский использовал ее в «Ведьмаке».
Что до других видов — то скорость и пределы селекции сейчас уже хорошо понятны, фантастическими быть не могут. Предельный случай показан в «Гаттаке» — родители выбирают лишь лучшие варианты своих будущих детей — но для воплощения такого проекта потребовалось «заморозить» социальную структуру и показать все действие в стилистике 1950-х.
Следующая ступень — воздействие на организм с целью совершенствования, причем хирургически-медикаментозное. «Остров доктора Моро» — «Собачье сердце» — «Цветы для Элджерона» — три этапных произведения. Животное можно сделать умнее, превратив фактически в человека, а умственно отсталого индивида — довести до уровня гения.