На 9-ой хребтовой
Шрифт:
– Счастливые матери!
– вздохнула Мансура, когда свадьба свернула за угол.
– Видят итоги своей жизни. Я всю жизнь отдала детям, и что толку? Внуков своих так и не дождусь.
Мурад виновато молчал, выжидая момент, когда можно будет уйти, не обидев мать. Он уже давно стоял у ворот, раздумывая, куда идти, к ребятам, собравшимся у ларька, или к Мустафе, который читал газету на своем камне.
– Каждый день в городе свадьбы, - продолжала Мансура, - все женится: и бедные, и богатые, и красивые и хромые...
– Пусть придет день,
– провозгласила подошедшая к ним Сакина, жена миллионера.
– Ай, Мустафа, хватит газеты читать, в доме столько работы!
– Мы как раз об этом говорили!
– обрадовалась поддержке Мансура.
– Говорю: давай женю, не хочет. Говорю: сам женись, только найди скромную девушку, не может.
– Э-з-эх, - вздохнула Сакина, - где они, эти скромные девушки? Прошли их времена. Ли, Мустафа' Пусть меня бог накажет, если я не разорву все эти газеты! Сколько можно их читать? Мустафа, не отрываясь от газеты, помахал рукой: сейчас иду.
– Не можешь сам, так не умерла же твоя мать - за два дня найду невесту! продолжала Мансура.
– Хорошо, хорошо, мать, - сказал Мурад и, оставив женщин, пошел к Мустафе. Сел рядом, взял одну из газет.
– Махмуд десятый шекер-чурек ест, - сообщил Мустафа.- Опять с новым продавцом поспорил.
Мурад посмотрел в сторону ларька. У прилавка собралось человек десять.
– Как будто Сафарали и не сидел там, - сказал Мустафа.- Был человек и нету... А как твоя работа? Молодой 'инженер не подкапывается под тебя?
– Вроде бы нет. Работает. А что он может сделать? План даю, работаю как ишак. Образования нету? Зато опыт.
– Конечно, - сказал Мустафа.
– Ты старый работник.
– Мустафа, клянусь всеми святыми, сожгу себя сейчас, если не бросишь эти газеты. Хватит издеваться!-скорчив страшную гримасу, закричала из окна Сакина.
– Иди домой!
– Будь ты неладна!
– проворчал Мустафа, поднимаясь.
– На работе - Халилов, дома - она. Собачья, жизнь.
Мурад вернул ему газеты. Мустафа побрел во двор, а Мурад - на угол, к ребятам.
На месте Сафарали сидел новый продавец, Энвер, очкастый парень лет двадцати восьми из Кировабада. Первые несколько дней в свободное время он читал книги, но вскоре выяснилось, что Энвер бьется об заклад по любому поводу и на любых условиях. Это возбудило к нему интерес улицы, тем более что ларек за многие годы стал своеобразным уличным клубом и обходиться без него было очень трудно.
Чаще всего Энвер схлестывался с толстяком Махмудом, тоже любителем поспорить-. Сегодня выяснялся вопрос, сможет ли Махмуд за один час съесть двадцать шекер-чуреков, приторно сладких, жирных пышек, по размерам не уступающих ромовой бабе; Запивать разрешалось чем угодно а а неограниченных количествах. Проигравший оплачивал расходы и ставил зрителям два ящика пива.
Махмуд приканчивал двенадцатый шекер-чурек, когда Мурад подошел к ларьку. Энвер сидел без очков и напряженно следил за каждым движением массивной
– Добрый вечер, - поздоровался Мурад, по очереди пожимая всем руки.
Гасан подмигнул и спросил его мнение об исходе спора. Мурад отпил пива из пододвинутой Энверем бутылки, глянул на Махмуда, на оставшиеся шекер-чуреки, на сидящих у стены рядом с дверью в ларек Адиля и Рамиза, еще раз посмотрел на сосредоточенно жующего Махмуда, подумал и уверенно сказал:
– Махмуд выиграет.
– Спорим!
– сказал Энвер.
– На одни ящик.
– Идет, - согласился Мурад.
Низенький Махмуд уперся локтями в прилавок и, уставившись своими красными рачьими глазами на баллон томатного сока, мерно жевал, сглатывал, пил.
– Хватит!
– отказался Мурад.
– Давай со мной, - предложил Гасан.
Махмуд съел пятнадцать шекер-чуреков. Мурад отошел от ларька.
Он брел теми же улицами, по которым несколько дней назад провожали Тофика, задумчивый и незаметный в нарядной вечерней толпе.
На углу Торговой и Курганова его кто-то окликнул. Оглянувшись, он увидел на противоположной стороне улицы Джангира и Рену. Они махали ему. Мурад перешел улицу.
– Легок на помине! Вот такая статья будет о тебе на днях,- и Джангир широко развел руки, показывая размеры статьи. Мурад почтительно пожал протянутую Рекой руку.
– Я всем прожужжала уши о том дне. Обязательно приеду к вам еще раз!
Мурад радостно закивал головой.
– - Обязательно приеду. Вы не против?
– Что вы, что вы, - пробормотал Мурад.
– Счастлив буду.
– Ну, тем более, - рассмеялась Рена.
– До свидания, а то ты торопимся очень. Извините.
Мурад потоптался на месте, глядя им вслед, потом пошел в том же направлении. Он шел примерно метрах в десяти, то и дело останавливаясь, прячась за спины прохожих. Иногда Джангира и Рену останавливали знакомые, тогда Мурад переходил на другую сторону и смотрел на Рену оттуда. Наконец он увидел, как Джангир вошел в подъезд ее дома.
Следующие несколько дней ничего нового Мураду не принесли. Рева так и не приехала на буровую, а дома, не успевал он умыться и сесть за стол, начинала свою ежевечернюю обработку мать.
– Я говорю, есть счастливые матери! Сегодня встретила Баладжу-ханум, свояченицу Бегляра, сына сестры покойного Меджида, - говорила она и в этот вечер своим певучим голосом, глядя на край стола и разглаживая скатерть.
– Не нарадуется на детей своих и внуков! Самого младшего сына и того женила, а последняя война уже началась, когда он в животе у нее был. Скоро еще один внук родится.
– У нас наршараб есть?
– спросил Мурад.
– Есть, - ответила мать, поспешила к большому дубовому буфету и достала гранатовый экстракт.