На арене со львами
Шрифт:
— Соблазн. А в Кэти Андерсон этого хватает, чего вы, опытный деревенский петух, конечно, не могли не заметить. Мертл Белл, во всяком случае, заметила, потому что соблазнительных сенаторских жен однорукий может по пальцам пересчитать.
Мэтт глуповато ухмыльнулся.
— Такой пустяк и вдруг попал в газеты, будто бог знает какая важность.
Но чувствовалось, что, в сущности, ему это даже приятно.
Мимо со скрежетом проехал вагон, набитый туристами и чиновниками, а на задней скамье сидели один сенатор из самых тупоголовых и какая-то пожилая женщина, которая ловила его слова, точно перлы. Вагон проехал, и, когда его грохот стих, Морган вонзил последнюю испытующую
— Старина Хант человек занятой, я понимаю, но Кэти, по-моему, серьезный довод в пользу того, чтобы муж почаще сидел дома.
И сразу почувствовал, что укол попал в нерв. Мэтт резко обернулся, замедлил шаги.
— Вы это о чем? Слышали что-нибудь?
Морган остановился. Навстречу, не торопясь, шли какие-то люди в серых костюмах и с портфелями.
— А вы о чем? Я только хотел сказать, что, на мой взгляд, она в постели из кого угодно вымотает душу,— сказал Морган и сразу раскаялся. Получилось уж чересчур. Он сознавал, что, помимо журналистского интереса, им руководит также и личное любопытство, и это отнюдь не делает ему чести.
Лицо Мэтта Гранта обычно оставалось совершенно непроницаемым, оно не выражало даже простейших чувств. Но теперь было явственно видно, как оно окаменело. И только в глазах, метнувшихся куда-то поверх головы Моргана, можно было прочесть живое желание уклониться от разговора.
— Ладно. Забудем,— буркнул Мэтт.
— Простите, если обидел. Я не хотел.
— Да нет, Рич, не в этом дело… Понимаете, они мои близкие друзья. К тому же у Ханта блестящее будущее. И это просто черт знает что, если такая вот личная мелочь встанет у него на пути.
Это он говорит самому себе, подумал Морган. Они пошли дальше. Серые костюмы выстроились в шеренгу вдоль перил, давая им дорогу.
— В Бруклин мы так пройдем? — спросил один из них в том повышенно жизнерадостном тоне, который сходит у американцев за остроумие; остальные бодро захохотали. Мэтт улыбнулся в ответ. Морган быстро ухватил его под руку и повлек дальше, он не хотел, чтобы рыбка так просто сорвалась с крючка.
— Если быть до конца откровенным,— продолжал он, выходя со своей добычей на конечную платформу под Капитолием и поворачивая к лифтам,— мне действительно пришло в голову, когда я прочел в газете этот, как вы говорите, пустяк, что раз уж такое напечатано, значит у Мертл Белл есть на то свои причины. Вот вы и скажите мне, может, между Хантом и Кэти что-нибудь не так?
Пока они ждали лифта и потом поднимались наверх, вокруг были люди, и в коридорах Капитолия, выстланных ярким пластиком, весеннее туристское половодье исключало доверительную беседу. Мимо проносились стайки школьников в конфедератских шапочках, попирая своими детскими беспощадными башмаками всю историю, которую преподносили им в нескольких словах блестящие стрелки-указатели. Так что у Мэтта было довольно времени на обдумывание, и он ответил, только когда они уселись за угловым столиком в буфете сената.
— Я вовсе не утверждаю, будто у них что-то не так. Но я знал в жизни многих политиков, и хотя я не психолог, по-моему, эти люди смотрят на женщину, как на политическое мероприятие: какая от нее польза для их дела? И где ее применить? Политик скоро перестает различать в самом себе, где кончается человек и начинается общественный деятель. Возьмите Ханта — удивительно, до чего он сосредоточен на своих делах, вот хотя бы на этом расследовании. И мне иногда кажется, что он все-таки не уделяет Кэти достаточно внимания. Да что там, я холост, а вы женаты. Незачем мне толковать вам об этих сложностях в семейной жизни.— Действительно, это было лишнее.— Но я знаю, если человек выставляет свою кандидатуру, ему
Услужливый негр-официант, каких тогда еще держали в сенате, как память о добрых старых временах, кланяясь и шаркая, разливал кофе белым господам. Морган не упустил мгновения — и теперь, потягивая водку и чувствуя у своей ноги ногу рыжей стюардессы, он думал: нет, я тогда ничего не прозевал, я уже и тогда выходил в первоклассные журналисты, нам палец в рот не клади. Все хватал, нахвататься не мог. Цепкий был, черт.
— Что за расследование? — тут же спросил он.— Чем это Хант Андерсон занимается на Западе?
— Ну, ну,— Мэтт улыбнулся с явным облегчением, оттого что Морган переменил тему. — Мы считали, что вас это теперь не может интересовать, уж в очень высокие сферы вы забрались.
— Ладно вам. Что за расследование?
— Разве в вашей почтенной газете слышали когда-нибудь о такой мелочи, как сельскохозяйственная комиссия, и станут обращать внимание на ее деятельность?
— Поймите вы, чудак-человек,— горячась, сказал Морган.— Год назад, когда я только начал работать в этом здании для «Кэпитал таймс», я не знал здесь никого и ничего, даже где мужская уборная, не имел понятия, а уж что я должен здесь делать или кого об этом спросить, и подавно. Помню, я спустился с галереи и иду по коридору вместе с туристами. Заглянул сюда в буфет, вижу вон там стол для корреспондентов, а за ним — вся компания: репортеры из крупных газет, личные знакомцы великих мира сего, люди, которые знают все тайные пружины, которые принимали участие в избирательных кампаниях Рузвельта, Трумэна, поддерживали Дьюи, создавали и сокрушали политические карьеры. Сидят себе за отдельным столом посреди буфета в здании сената Соединенных Штатов, а я стою за дверью и высматриваю себе местечко. Да знаете ли, Мэтт, я ведь всерьез боялся, что войду и сяду, а кто-нибудь из них посмотрит на меня и скажет: «А ты по какому праву здесь оказался?»
— Вот те газетчики? — удивился Мэтт.— Да они сами не знают, где право, где лево.
— Да, но мне-то это было невдомек. Они были для меня героями, светилами и моей профессии. И я стоял на пороге, переминался с ноги на ногу, даже пот прошиб. Наконец, смотрю, один встал и вышел,— я даже помню, кто это был: всезнайка из Ассошиейтед Пресс, у которого изо рта разит, знаете? Билли Гэтлпнг. Место освободилось, а я все равно стою и не подхожу. Кажется, ничего в жизни мне так трудно не давалось, как тогда заставить себя подойти и сесть за один стол с этими людьми, ведь они все меж собой свои, а я среди них посторонний.
— А я всегда считал вас таким человеком, который вотрется и ни на что не посмотрит.
— Это только поза. Но то, что я вам сейчас рассказал, было со мной совсем недавно. Так что не тыкайте мне в нос высокими сферами и важными газетами.
— Хант всегда говорит, что вы недотрога и кисейная барышня. Выходит, он прав.
— Просто я человек с тонкой нервной организацией, как говорим мы, литераторы. Ну, так что же Хант Андерсон делает на Западе? Завел себе там милашку?
— Вы же знаете нашего добросердечного Ханта. Слушались доклады о положении сезонных рабочих, всплыли кое-какие факты о голодающих ребятишках. Ну, и председателю стало невмоготу терпеть, как Хант колотит кулаком по столу, вот он, чтоб отделаться, и предложил создать специальную подкомиссию по этому вопросу с Хантом во главе. Не бог весть что. Дали немного денег, хватит съездить разок-другой на Дальний Запад и в Южные штаты и нанять двух-трех помощников. Потом он, наверно, представит доклад. А может, сперва проведет опрос свидетелей.