На астероиде
Шрифт:
Она словно не услышала. Смотрела твердо, без улыбки, подняв круто изогнутые брови.
– Виктор Сергеевич, зашли бы вы ко мне.
У Панина защемило сердце, словно в предчувствии беды.
– Иду, - сказал он и аккуратно, чтобы не всплыть к потолку, поднялся с кресла.
Крутая лестница вела на второй этаж. Хотя мысли уже заняты были другим - предстоящим известием от Марины, - он, еще следуя в русле воспоминаний, невольно усмехнулся... Много было споров вокруг этой лестницы. Зачем, мол, ступеньки в невесомости? Одним усилием воли, через проводники биотоков можно изолировать подошвы от магнитного поля и взлететь
Марина стояла возле зеленой шторы. В правой руке она держала ленту, видимо, только что выползшую из щели печатающего устройства. Только этот обведенный никелем проем да изящный пульт терминала нарушали простой уют комнаты со столом под желтой атласной скатертью, свежими ветками в керамической вазе и троицей мохнатых кресел перед видеоэкраном. Здесь Стрижова проводила первые беседы с пациентами. Они должны были с порога чувствовать покой, расслабляться. В случае необходимости Марина уводила своих подопечных за штору, там начиналось царство приборов...
Они сели.
– Кофе?
– спросила Марина.
Виктор Сергеевич кивнул.
– Сейчас сделаю...
– Давай пока свои графики, ты же ради них меня вызвала?
– сказал Панин, уже высмотревший пучок кривых на ленте.
Марина принялась колдовать возле герметической кофеварки, такой же домашней, как и все в кабинете, а Виктор Сергеевич, заняв одно из кресел, повел пальцем по изгибам линий...
– Это обобщенный график производительности труда на стройке, сообщила она, присоединяя закрытую чашку-"грушу" к крану кипятильника.
– Ну и что? У меня он тоже есть, правда; не совсем такой.
– Не совсем. Здесь учтены не только объективные показатели, но и состояние людей, их нервов, психики.
Палец Виктора Сергеевича скользнул по склону нижней кривой.
– Значит, ты считаешь, что настроение и работоспособность...
– Падают. С каждым днем. И это уже сказывается на темпах выполнения плана, на качестве.
Зашипел, забулькал маленький блестящий агрегат, под давлением выбрасывая тонкую струю в чашку. Щекочущий, пряный аромат разлился по комнате. Кофе у Марины, как и всегда, отменный.
– Вам как обычно?
– Да, сахаром не злоупотребляю. И крепко же падают эти твои...
– Боюсь, что скоро начнутся аварии, - сказала Марина, снимая чашку.
Виктор Сергеевич сделал глоток кофе, помолчал... Конечно, такая преданность работе, как у Стрижовой, это совсем неплохо, но... Одно дело, когда специалист решает собственные профессиональные проблемы. Другое если пытается навязать свою тревогу всем. Взволновать экипаж. А ну как пустяк? Хотя, впрочем, у Марины пустяков не бывает... Нет, наверное,
...Пора что-то сказать, Марина ждет. Она надеется на командирскую мудрость.
– Не знаю, не знаю... Вроде проверки были такие дотошные, даже с насморком не допустили бы на астероид, не то что с расстройством нервов...
– Виктор Сергеевич, - она опустила глаза и отставила чашку.
– Я думаю, это началось здесь.
– Господи, да чего же им не хватает?!
Для него мир был уже не таким светлым, как пять минут назад, когда довольно поглаживал он дубовые перила лестницы. Панин почувствовал будущую опасность, пока неопределенную. Даже вчерашние юбилейные речи и тосты вдруг показались бахвальством. Вот тебе и годовщина!
Вроде бы все на свете предусмотрели медики. Действительно, только туристов водить в их ослепительное царство! Диагностические компьютеры. Машины, дающие прогноз здоровья на год с почти стопроцентной гарантией. Нейтринные микроскопы. Роботы-хирурги с лазерными скальпелями...
– Думаю, командир, что это вспышка информатизмов.
– А-а, модная болезнь. Ты уверена?
– Я еще ни в чем не уверена, - это первые данные.
Первые данные... Как будто немного отлегло от сердца. Может быть, ничего страшного и нет. Виктору Сергеевичу всегда казалось, что вместе с разговорами о модных заболеваниях начинаются преувеличения.
Кажется, первыми раздули сенсацию научно-популярные журналы. "Нервный рак" - были и такие оглушительные названия... Неведомая опасность. Враг, подкрадывающийся изнутри и наносящий внезапный удар. Бодрый, вполне здоровый человек начинает терять интерес к любимой работе. Она не доставляет ему радости; он выполняет самые легкие задания кое-как, с отвращением. Падает тяга к активной, полноценной жизни. Скудеют чувства. Растет ненависть к самым близким людям; они тоже становятся обременительными... Человек замыкается. Впереди - безумие или самоубийство...
Психофизиологи разобрались в "феномене порога тысячелетий". Вспышки болезни были просто ответами перегруженного мозга и нервов на водопад сведений, невиданный в прежние времена, на постоянное напряжение интеллекта. Информатизм проходил бесследно, если больной хотя бы на короткое время менял характер работы, место жительства, круг знакомых... На астероиде это было невозможно. Нет, не дай бог, чтобы информатизм.
– Ладно, - вздохнул Панин.
– Давай разбираться. Когда началось?
– Седьмого апреля, это я могу сказать точно.
– Марина склонилась над плечом Виктора Сергеевича, ее волосы касались виска командира, палец с коротко остриженным ногтем уткнулся в график.
– Это кривая обобщенного психофизиологического критерия, это - производительности...
– Знаю, дальше.
– Здесь они расходятся.
– Откуда поступил первый сигнал?
– С шестого бурового комплекса.
– А-а, вот оно что!
– Виктор Сергеевич так резко повернулся к врачу, что лента взлетела и повисла под потолком, а сам командир еле удержался за подлокотники. Марина, отшатнувшись, также оказалась парящей в воздухе, но использовала "взлет", чтобы подплыть к графику и схватить его... Панин поймал себя на том, что любуется гибкостью ее движений.
– Это не там придавило грузом Хосе Альгадо?