На астероиде
Шрифт:
Ларри исповедовался в своих сомнениях, описывал мучительные, запутанные поиски. И, очевидно, на всей планете не было у доктора таких внимательных телезрителей, как астероидные старожилы, собравшиеся в холле пансионата.
– Не было там Дэви, - шепнула Марина Виктору Сергеевичу.
– Она бы ему рассказала кое-что о скрытых возможностях организма...
Панин кивнул и невольно оглянулся, поскольку еще несколько дней назад там, в углу, рядом с настенным барометром неподвижно и чутко сидела бронзовоглазая... Уехала домой Дэви, "чудо Индии". Да не покинет ее счастье...
Наверное, никогда футбольные
...Однажды на видеоэкране в кабинете Панина после положенных сигналов и позывных явилось узкое желтоватое лицо Георгия Калантарова. Мешки под припухшими глазами, хриплое дыхание, какой-то нездоровый оттенок кожи - не лучшим образом выглядел Жора, даже боевые гуталиновые усы уныло повисли...
Виктор Сергеевич широко улыбнулся, принял удобную и непринужденную позу в кресле, но при этом обмер внутренне, даже в горле пересохло. Он чувствовал, что Калантарову страшно и что он, Панин, последняя опора нового шефа астероида. Георгий облизнул бледные губы, выдавил нечто вроде жалкой, скомканной улыбки:
– Давно не виделись, командир!
Это было и лестно, и опять-таки жутковато. Шеф орбитальной станции назвал командиром "отставного" предшественника. Интересно, почему? По давней привычке, из уважения или, не дай бог, от беспомощности?..
– Ну, я прекрасно понимаю, как ты был занят.
Виктор Сергеевич старался говорить как можно более буднично. Это подействовало. Калантаров снова облизнулся и сказал намного спокойнее, чем вначале:
– Я говорю с вами по узкому каналу; даже в нашем Космоцентре не знают, что я на связи.
– Ладно ли так, Жора? Я ведь на самом-то деле не командир тебе, а, можно сказать, частное лицо... И вдруг ты ведешь со мной секретные переговоры. Наверное, обоим влетит!
Георгий с отчаянием махнул рукой.
– Меня сейчас этим не испугаешь... Дело гибнет, Виктор Сергеевич!
– Что, еще какая-нибудь попытка сорвалась? Недаром я в свое время дал доктору Ларри от ворот поворот...
– Ох, недаром!
– помотал курчавой головой Калантаров. И вдруг придвинулся совсем вплотную, точно хотел через несколько тысяч километров пошептаться с Паниным: - Производительность падает, командир. Вот обобщенный график за сегодня... то есть для вас за вчера и сегодня!
– Он поднял пучок шелестящих лент.
– Об этом еще никто не знает. Видите, после всех взлетов идет плавный, но непрерывный спад продуктивности. Это истощение, Виктор Сергеевич, истощение... Я по себе чувствую, как труднее с каждым часом говорить, писать, думать, даже отдавать команды машинам!
Георгий чуть слышно всхлипнул и запустил руку в волосы.
– А
– как некогда на "Вихре", прикрикнул Панин. Что за паника?
– И спокойно, деловито: - У тебя есть данные самых свежих анализов Ларри?
– Есть, но...
– Давай-ка без "но"...
– Совсем ощутив себя на "Вихре", Виктор Сергеевич чуть было не сказал "штурман".
– Какие данные?
– Он сделал нескольким испытателям лазерное просвечивание спинного мозга...
– Георгий снова замялся, Панин подбодрил его энергичным жестом. Говорит, что нашел какое-то вещество, воздействующее на высшие отделы мозга. В земных условиях оно вроде бы не вырабатывается... Ларри считает, что этот спинномозговой секрет и стабилизирует новый ритм...
– Погоди-ка, дай подумать. Помолчи, штурман.
Назвал-таки... У того даже брови дернулись от удивления. Не беда, пусть отвлечется на минуту от своих горестей.
Что-то внезапно забрезжило в памяти Виктора Сергеевича. Что-то, право же, не имевшее никакого отношения ни к спинномозговым веществам, ни к нарушенному ритму, и тем не менее приятное. Несущее надежду. Э, совсем расклеился Жора. И впрямь истощение...
"В земных условиях не вырабатывается". Там, где сильное тяготение; где намного выше нагрузки и на психику и мышцы. Переселить сейчас всех этих несчастных на Землю - значит убить. Они просто не выдержат, тут Ларри прав...
Необходима резкая кратковременная встряска. Чтобы не совсем раздавить подорванные организмы, а заставить их бороться. Посоветоваться, что ли, с Мариной? Нет, Калантаров обидится: вон какую развел конспирацию. Кроме того, он доверяет своей интуиции. Он чувствует, что близок к верному решению.
Встряска. Стресс. Черт ли в том, какая именно химия закрепляет изнуряющий ритм! Ударить по функции. Оказать противодействие. Химия сама придет в норму...
Ага, вот оно! Вертелось у порога сознания... Акопян. Конечно же, Сурен Акопян. Все тот же марсианский рейс "Вихря".
Бортинженер захандрил, потерял работоспособность, всякий интерес к своему делу. И вот Виктор Сергеевич вопреки всем медицинским традициям не позволил пичкать Сурена лекарствами, томить постельным режимом. Наоборот: рискнув всем на свете, командир послал Акопяна за борт корабля, в открытый космос - устранять несуществующие неполадки двигателя... Стиснутый между болезненным страхом и чувством ответственности за полет, Сурен мог либо сломаться окончательно, либо найти в себе глубинные резервы сил. Произошло второе. Еще в прошлом столетии академик Александр Богомолец призывал не помещать больной организм в тепличные условия, а заставлять его активно бороться с хворью: на этом принципе было основано действие знаменитых сывороток. Акопян выздоровел от "сыворотки" Панина.
Решившись, Виктор Сергеевич сказал напряженно ждавшему Калантарову:
– Ты вот что, штурман... Я тебе сейчас кое-что посоветую, а ты не удивляйся и не перебивай. Акопяна помнишь? Так вот, всем твоим "перестроенным" нужен хороший стресс. Как сказала бы Марина, - сверхмощный раздражитель, рождающий стойкий очаг возбуждения. Понятно?
Георгий только хлопал смоляными ресницами, сделавшими бы честь любой опереточной примадонне. Виктор Сергеевич, как всегда, раздражаясь от чужой непонятливости, объяснил подробно...