На берегах Дуная
Шрифт:
— Имейте в виду, — глядя то на Аксенова, то на полковника, заговорил Алтаев, — вы оба отвечаете за переправу. К двум часам ночи чтобы ни одной машины на этом берегу не было. А завтра к вечеру переправить все повозки. Движение только одностороннее — и никаких остановок. Вы, Аксенов, сейчас же поезжайте и перехватите все обозы на подходах к переправе. Переправлять только по графику. Ясно?
— Так точно, — отчеканил полковник, лихо прикладывая руку к фуражке.
— Разрешите ехать? — устало спросил Аксенов.
— Да, — ответил генерал.
Аксенов резко
Насте хотелось встать, броситься вслед за ним, но странное бессилие заставило ее сидеть на месте. Она прислонилась к спинке сиденья и, боясь разрыдаться, стиснула зубы.
Стремительно проносились поля неубранной кукурузы, разбросанные по холмам виноградники. Машина свернула к помещичьей усадьбе. Здесь, видимо, располагался штаб армии. Под деревьями стояли замаскированные легковые и грузовые машины. Где-то невдалеке хлопал движок походной электростанции.
Машина остановилась возле домика, от земли до черепичной крыши заросшего густой повителью дикого винограда. Командующий повернулся к Насте и, протянув руку, ласково сказал:
— Желаю счастья.
Он пожал ее руку и прищуренными голубоватыми глазами посмотрел на нее. Потом повернулся к Тоне и, улыбаясь, прибавил:
— А вам желаю вашу веселость пронести через все трудности. С большой радостью выпью рюмку вина на вашей свадьбе… Отвезите их в штаб Чижова и быстро возвращайтесь, — приказал он шоферу.
После долгой езды в автомобиле ломило спину, хотелось вытянуть ноги и хоть на несколько минут прилечь. Алтаев медленно привстал, прошелся по комнате и устало опустился в кресло.
Множество впечатлений складывалось в его сознании в общую картину положения гвардейской армии. Позавчера армия подошла к заранее подготовленному, сильно укрепленному рубежу обороны противника между озерами Веленце и Балатон. Еще за неделю до этого Алтаев, предупрежденный разведкой, начал в ходе наступления группировать войска для прорыва вражеской обороны с ходу. Однако гитлеровцы успели подвести крупные резервы и встретили наступление советских гвардейцев организованным сопротивлением.
На рассвете передовые части гвардейцев завязали бои, но вклиниться в оборону противника не смогли. В середине дня Алтаев ввел в бой главные силы, но и они решительных успехов не достигли. Враг сопротивлялся ожесточенно. Гитлеровцы непрерывно подбрасывали все новые и новые резервы, переходили в контратаки, с яростью дрались за каждый метр земли. Бои приняли затяжной, изнурительный характер. Создалась угроза тяжелых потерь в бесплодных сражениях, и Алтаев под вечер приказал остановить наступление и закрепиться на достигнутых рубежах. Командующий фронтом и Ставка Верховного Главнокомандования утвердили решение Алтаева. Гвардейская армия временно перешла к обороне.
Два дня Алтаев с рассвета до сумерек объезжал войска, проверял их состояние, изучал противника, анализировал особенности местности. Теперь нужно было принимать новое решение и докладывать о нем командующему.
Командарм
Глядя на Дубравенко, Алтаев вспомнил вдруг, как лет двенадцать назад во время одной из инспекторских поверок он попал в роту Дубравенко. С первого взгляда чутьем опытного командира он отметил в подразделении Дубравенко тот особый порядок, который бывает обычно в больших коллективах, где люди живут дружно, строго и непринужденно. В казарме, в служебных помещениях роты и на занятиях все было точно по уставам, но эта пунктуальность не была формальным выполнением уставов.
Дубравенко ходил за Алтаевым, настороженно присматривался к нему и за все время не сказал ни одного слова. Только когда вошли в ротную канцелярию, он смутился, хотел подойти к столу, но тут же остановился и застенчиво проговорил:
— Занимался. Убрать не успел.
Алтаев улыбнулся, осматривая кабинет ротного командира. Все здесь говорило об увлечениях Дубравенко.
На застеленном зеленой бумагой столе лежал раскрытый томик военных произведений Фрунзе. Рядом с ним синел объемистый «Справочник альпиниста». Всю стену канцелярии занимала физическая карта мира. На ней четко выделялись обведенные коричневым карандашом горы. На другой стене висели две пары боксерских перчаток, а напротив них — портреты Чайковского и Глинки. На маленькой полке в углу виднелись ноты и два песенника, а под ними на полу стоял целый набор гирь.
Так и не мог в тот день понять Алтаев, чем же в особенности увлекается Дубравенко. Вечером он видел его в самодеятельном спектакле в роли Паратова из «Бесприданницы», а на другой день он возглавлял нападение в футбольной команде.
Через несколько лет Алтаев прочитал статью в «Красной звезде», где описывалось восхождение группы альпинистов на высокогорный хребет в Средней Азии. Среди альпинистов был и майор Дубравенко. А перед самой войной в одном журнале были опубликованы статьи полковника Дубравенко по технике штабной службы и ведению боевых действий в горах.
Алтаев и Дубравенко встретились снова только в сорок третьем году в Корсунь-Шевченковском. Дубравенко был уже генерал-майором и руководил штабом армии.
Он стал еще более строгим и внушительным, голос погрубел и звучал глуше, серые глаза всегда были спокойны и невозмутимы. Но и теперь Дубравенко попрежнему увлекался спортом. Каждое утро при любой погоде он выходил на улицу и то упражнялся с гирями, то занимался на турнике…
Дубравенко и Воронков вошли в комнату. Вслед за ними пришел начальник разведки армии полковник Фролов. Тревожно осматриваясь сквозь очки в массивной роговой оправе, он неловко повернулся, уронил стул и, поспешно подняв его, отошел к окну.