На берегу
Шрифт:
Адмирал коротко засмеялся.
— На карту поставлена судьба человеческой жизни на Земле, а мы застреваем из-за детской болезни! Ладно, капитан. Я знаю, вы сделаете все, что только в ваших силах.
Выйдя от адмирала, Дуайт и Питер разделились. Дуайт пошел к коменданту порта, Питер — на Альберт-стрит разыскивать Джона Осборна. Он пересказал ученому все, что услышал в это утро.
— Знаю я рассуждения Йоргенсена,— нетерпеливо перебил Осборн. — Старик просто спятил. Смотрит на все сквозь розовые очки.
— По-вашему, тому, что обнаружили летчики —
— Я не оспариваю их свидетельство. Не исключено, что эффект Йоргенсена существует. Вполне возможно. Но один только Йоргенсен воображает, будто от этого что-то изменится.
Питер поднялся.
— “Оставим споры мудрецам”,— язвительно перефразировал он Хайяма. — Пойду покупать манежик для моей старшей незамужней дочери.
— Где вы думаете его купить?
— У Майерса.
Физик поднялся.
— Я пойду с вами. Хочу показать вам кое-что на Элизабет-стрит.
Он не сказал моряку, что именно хочет показать. Через центр города, где на улицах не было ни одной машины, они прошли в район трамвайного движения, свернули в проулок и вышли к городским конюшням. Джон Осборн достал из кармана ключ, отпер и распахнул двустворчатые двери огромного строения.
Прежде здесь был гараж некоего торговца автомобилями. Вдоль стен рядами стояли затихшие машины, иные без номеров, все в пыли и в грязи, со спущенными обмякшими шинами. А посреди гаража стоит гоночная машина. Одноместная, ярко-красная. Очень маленькая машина, очень низкий корпус, обтекаемый капот скошен вперед, лобовое стекло совсем низко, чуть не у самой земли. Шины тугие, вся машина любовно, заботливо вымыта и отполирована; при свете, хлынувшем из дверей, она так и засверкала. И чувствовалась в ней убийственная скорость.
— Более милостивый! — вырвалось у Питера. — Это что такое?
— Это “феррари”,— сказал Джон Осборн. — На ней за год до войны участвовал в гонках Доницетти. Он тогда выиграл главный приз в Сиракузах.
— Как она сюда попала?
— Ее купил и переправил морем Джонни Бауэлс. Но началась война, не до гонок, он так на ней и не ездил.
— А чья она теперь?
— Моя.
— Ваша?!
Ученый кивнул.
— Я всю жизнь обожал автомобильные гонки. Всегда мечтал стать гонщиком, но денег на это не было. А потом прослышал про этот “феррари”. Бауэлс сгинул в Англии. Я пошел к его вдове и предложил за эту игрушку сотню фунтов. Конечно, она решила, что я спятил, но рада была продать машину.
Питер обошел вокруг маленького “феррари” с большущими колесами, осмотрел его со всех сторон.
— Согласен со вдовой. Что вы собираетесь с ним делать?
— Пока не знаю. Знаю только, что мне принадлежит, надо полагать, самая быстроходная машина на свете.
Это прозвучало заманчиво.
— Можно, я в ней посижу? — спросил моряк.
— Валяйте.
Питер втиснулся на узкое сиденье.
— Какую скорость на ней можно выжать?
— Толком не знаю. Уж наверно двести в час.
Питер сидел в машине, ощупывал баранку,
— Вы на ней ездили?
— Пока нет.
Питер нехотя вылез.
— А чем замените бензин? — спросил он.
Физик усмехнулся:
— Она его не пьет.
— Не требует бензина?
— Ей нужна особая эфиро-спиртовая смесь. Для обычного автомобиля такое горючее не годится. В огороде у моей матери запасено восемь баррелей этой смеси,— Осборн широко улыбнулся. — Я сперва обеспечил себе запас, а уж потом купил машину.
Он поднял капот “феррари”, и они некоторое время разглядывали двигатель. Возвратясь из первого плаванья на “Скорпионе”, Джон Осборн каждую свободную минуту только и делал, что начищал и обихаживал свою гоночную машину; дня через два он надеялся испытать ее на ходу.
— Что хорошо,— сказал он, расплываясь в улыбке,— на дорогах свободно, ни с кем не столкнешься и в пробке не застрянешь.
Они нехотя расстались с “феррари” и заперли гараж. Постояли на тихой лужайке.
— Если мы уйдем в рейс к концу следующего месяца, то вернемся примерно в начале июня,— заговорил Питер. — Я все думаю о Мэри и малышке. Как по-вашему, ничего с ними не случится до нашего возвращения?
— Вы про радиацию?
— Моряк кивнул.
Физик постоял в раздумье.
— Я могу только гадать, как любой другой,— сказал он наконец. — Может быть, она станет надвигаться быстрее, а может — медленнее. До сих пор она распространялась очень равномерно по всей Земле и двигалась на юг примерно с той скоростью, какую мы предвидели. Сейчас она южнее Рокхемптона. Если и дальше пойдет так, к началу июня она будет южнее Брисбена — самую малость южнее. Миль на восемьсот к северу от нас. Но, повторяю, движение может ускориться, а может и замедлиться. Вот и все, что я могу сказать.
Питер прикусил губу.
— Это тревожно. Неохота прежде времени переполошить своих. А все-таки мне было бы спокойнее, знай они, что делать, если меня не будет рядом.
— Вы и без того не всегда рядом,— заметил Осборн. — Мало ли какие случаи бывают и кроме радиации, вполне естественные. Минные поля, льды… всего не предусмотришь. Я вот не знаю, что с нами будет, если мы под водой на полном ходу врежемся в айсберг.
— Зато я знаю,— сказал Питер.
Физик засмеялся.
— Ладно, будем надеяться, что это нас минует. Я хочу вернуться и прокатиться на той штуке,— он кивнул в сторону машины за дверями гаража.
— Все-таки тревожно,— повторил Питер. Они вышли на улицу, которая привела их сюда. — Надо мне что-нибудь придумать, пока мы не отплыли.
В молчании вышли на главную улицу. Джон Осборн повернул к своему институту.
— Нам по дороге? — спросил он.
Питер покачал головой.
— Я попробую купить манежик для дочки. Мэри говорит, если мы не достанем манеж, малышка разобьется насмерть.
Они расстались, и ученый пошел своей дорогой, благодаря судьбу за то, что не женился.