Шрифт:
ЮРИЙ ГЕРТ
НА БЕРЕГУ
Рассказ
Сначала сидели в ливингрум, потом на балконе, отсюда виден был океан, лунная переливающаяся дорожка, она словно висела в пространстве, между черным небом и черной водой, разговор на минуту прервался - все залюбовались ею, тем более, что от дома до океана было рукой подать: стоило перейти дорогу - и ноги вязли в мелком пляжном песке, так что казалось - чуть рябящая серебристая тропинка начиналась
Плоская эта мысль сама собой приходила - и пришла, вероятно, - в голову каждому, но высказал ее только один из сидевших за вынесенным на балкон столом.
– Никак не привыкну, - с застенчивой улыбкой произнес Илья, хозяин застолья, крупный, широкоплечий, тяжеловато сложенный для своих сорока пяти лет, он был в компании самый молчаливый и если заговаривал, то всякий раз как-то невпопад, он сам это чувствовал и помалкивал, но других слушал очень внимательно, хотя слова падали в него, как в колодец, и такой глубокий, что не было слышно ответного всплеска.
– Вот смотрю на эту дорожку и думаю, что одним концом она упирается в наш дом, а другим - через океан - во Францию или Испанию, а там и до России недалеко, так что если по дорожке этой идти прямо, не сворачивая, как раз в Россию и попадешь.
– Ну, вот! Опять!..
– всплеснула руками его хорошенькая жена Инесса.
– Россия и Россия, Россия и Россия!..
– Она капризно надула губы, сложив их в розовый бутончик.
– Да скажи я кому-нибудь, что здесь, в Америке, на берегу океана, в чудную лунную ночь собрались евреи - и только разговоров у них, что о России, которая, кстати, с удовольствием их выпроводила, то есть попросту вытурила, да еще и дала хороший пинок на прощанье. Скажи я кому-нибудь такое - ведь никто не поверит!..
Она смешалась, по возникшей вдруг тишине поняв, что перегнула палку, и смущенно передернула угловатыми, худенькими, как у подростка, плечами. Но взгляд, который она бросила на мужа украдкой, был напряжен, тревожен.
– Ну что же, если вам надоело. Если вы устали от наших разговоров. Мы можем и прекратить.
– резким скрипучим голосом проговорил самый старший среди сидевших за столом, Александр Наумович, и нахохлился, в подслеповатых глазах, увеличенных мощными стеклами, блеснула обида. Он снял очки, которые делали его, маленького, похожим на филина, и принялся протирать линзы.
– Да нет, что вы!..
– заторопилась хозяйка замять свою неловкость.
– Я не так выразилась. Господи, да в кои-то веки съехались, встретились. Для нас это - праздник, подарок!..
– говоря, она то вскидывала руки, то плавно разводила их в стороны, то прижимала к своей небольшой, красиво очерченной платьем груди. В уголках ее виноватых растерянных глаз копились слезы. До того, как приехать в Америку, она была балериной и сейчас тоже чувствовала себя как бы отчасти на сцене, особенно когда к ней
обращались все взгляды, что, впрочем, в компании, занятой захватившим всех разговором, случалось довольно редко.
– Хорошо, - невозмутимо согласился Александр Наумович, - тогда, с вашего позволения, продолжим. Итак, Марк, вы полагаете, что все в России идет именно так, как и должно идти? Правильно ли мы вас поняли?..
Теперь он, прищурясь, смотрел на самого молодого из собравшихся - рыжеволосого, с правильным
Марк вздохнул и, обдумывая ответ, опустил глаза, прикрыв их густыми, по-девичьи длинными ресницами.
– Хотелось бы знать, какие у вас имеются на сей счет резоны?..
– настойчиво продолжал Александр Наумович. Голос у него был требовательным, взгляд колючим, пронзительным. В его интонациях, его напоре ощущалось право так говорить. Марка знал он с давних пор, с того времени, когда тот со своими родителями поселился в доме, где жил Александр Наумович. Теперь он уже не помнил, о чем разговаривали они в первую их встречу, помнил только, что в дверь позвонили, он открыл, на пороге стоял мальчуган из квартиры напротив, одетый с подчеркнутой опрятностью, в пиджачке и белой рубашке, с аккуратно зачесанным назад чубчиком и поразившим профессора прямым, в упор, взглядом ясных, серьезных глаз.
– Извините, - сказал он, - вы преподаете литературу, а мы сейчас проходим Чехова и мне хотелось бы знать, кто прав - я или наша учительница.
Александр Наумович впустил мальчика, слегка смущенный бесцеремонностью, перед которой, впрочем, никогда не мог устоять. Они беседовали час или два, а то и больше. Вопросы у Марка были дельные, связанные не то с «Палатой № 6», не то с «Вишневым садом», и разговаривать с ним было одно удовольствие. Позже, когда Марк подрос, поступил в институт (правда, не гуманитарный, куда подталкивал его Александр Наумович), он пользовался, приходя к Александру Наумовичу, хранившимся у него и постоянно пополняемым «самиздатом», что само по себе в те времена означало высокую степень доверия и даже духовной близости.
– Да, так что же?.. Какие резоны?.. Мы вас слушаем.- Александр Наумович побарабанил пальцами по краю стола, уставленного закусками и бутылками. Прежде чем отважиться на эту поездку (Марк, прилетев, тут же дал им о себе знать), они с женой обзвонили множество трайвелагентств, педантично, до цента, все рассчитали и предпочли самолету автобус, в котором и провели около пятнадцати часов, сократив таким образом транспортные расходы почти наполовину. Правда, и те двести долларов, которые пришлось им выложить, сокрушали в прах ставший привычным для них бюджет, но они пошли на это, не думая - ради встречи с Марком.
– Видите ли, - осторожно выбирая слова, заговорил наконец Марк, наливая себе в бокал кока-колы и отхлебывая ее мелкими глоточками, - при переходе от одной системы к другой всегда необходимы известные издержки, это закон. И тут главным, на мой взгляд, является не форма движения, а его общее направление. А общее направление состоит в том, чтобы поставить Россию в ряд цивилизованных государств, оснастить современными технологиями, приобщить к миру компьютеров, без которых нет и не может быть никакого прогресса.