На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

Карсак Франсис

— Мы прибыли раньше времени, — заметил Бернар.

Не успел он произнести эти слова, как послышался легкий скрип, одна из стен раскололась надвое, и из образовавшегося таким образом проема появились тридцать семь персон. Первые пятеро были старцами, которые заняли пять сидений, стоявших немного в стороне. Затем шла смешанная толпа из мужчин и женщин; последней вошедшей оказалась Анаэна. Один из стульев оставался незанятым, и тогда Сли отделился от их группы и сел на него.

— Ну и дела! — шепнул Бернар Ингрид. — Похоже, мы спасли крупную шишку. Ты только посмотри, с каким важным видом восседает на своем стуле Анаэна! Я чувствую себя так, словно мне предстоит сдавать экзамен перед крайне строгой комиссией.

Ингрид

прыснула со смеху.

— Замолчи!

Один из старцев заговорил, не вставая со своего места. У него был красивый голос, степенный и полный, медленные и преисполненные достоинства жесты.

— Люди планеты, которые мы называем Злой, и которую сами вы именуете Землей, от имени всей нашей расы и наших союзников, я желаю вам приятного пребывания в нашем древнем городе. Мы благодарим вас за спасение той, которая, несмотря на свою молодость, является одной из надежд нашей науки, — Анаэны.

Он говорил медленно, тщательно выговаривая слова; Рэй переводил его речь на французский. Старик продолжал:

— Пока что мы еще не можем обмениваться мнениями и представлениями, так как говорим на языке, который чужд всем нам, поэтому, вместо того чтобы продолжать пустые дискуссии, мы решили заняться изучением вашего языка. Вам же, если вы еще нас не покидаете, думаю, будет полезно выучить наш. Сли и Анаэна сообщили мне, что вы — ученые с Земли, и полагаю, нам будет небезынтересно поделиться друг с другом мыслями. Здесь у вас будет полная свобода действий. Вас я прошу лишь соблюдать наши обычаи, какими бы странными они вам ни казались; мы же, в свою очередь, будем с уважением относиться к вашим. Жить вы будете здесь, в Анаке, во дворце Науки. О материальной стороне вашего размещения позаботятся Сли и Анаэна. Уже завтра, если вы не против, мы приступим к изучению наших языков.

Во время этой речи Рэю пришлось несколько раз просить старика повторить другими словами непонятые ему фразы. План работы показался им здравым, так что никаких возражений не последовало.

Спустя полтора месяца Рэй, Сиг, Бернар и Ингрид, обладавшие определенной предрасположенностью к изучению языков, болтали на местном диалекте уже достаточно хорошо для того, чтобы самостоятельно разобраться с любой проблемой. Поль и Элен немного отставали, Луи же, к его огромному стыду, испытывал в этом плане серьезные трудности. Анаэна, Сли и почти весь Совет говорили по-французски медленно и несколько упрощенно, но вполне понятно. Земляне поселились практически на самой вершине Анака, в веренице комнат, выходящих на общий балкон, откуда открывался прекрасный вид на предместья. Комнаты были обставлены просто и элегантно: удобные кресла, легкий металлический столик да кровать, состоявшая из очень мягкого матраца и обычного одеяла. Здесь можно было не бояться ни малейшего изменения климата. По крайней мере в помещениях, так как вне их жара чередовалась со свежестью, что, по словам желтых марсиан, самым благоприятным образом сказывалось на растительности. Днем всю пещеру заливал насыщенный свет янтарного оттенка, ночь же была представлена голубым светом, столь удивившим их по прибытии. Комнаты, по желанию, в любой момент можно было погрузить во мрак. Двери не содержали никакой запорной системы, что, по мнению Бернара, являлось доказательством того, что марсиане не опасаются вмешательств в их личную жизнь. Немало времени ушло у землян на то, чтобы уяснить социальное устройство общество. Желтые марсиане оказались ярыми коллективистами. В частной собственности у них находились лишь предметы личного пользования: одежда, книги, орудия труда и т.д. Жилые помещения принадлежали государству, но каждый был волен занимать свое столько времени, сколько он пожелает там оставаться. Первоначально он был вправе менять меблировку и орнаментацию квартиры лишь после вынесения эстетическим комитетом разрешительного постановления, но уже давно, несколько тысячелетий назад, как уточнил Сли, эти комитеты перестали накладывать вето, преобразовавшись в собрание людей, проповедующих культ красоты во всех ее формах и стремящихся установить его повсюду. Безупречные формы теперь имели даже промышленные машины.

Единственное значительное ограничение свободы заключалось в следующем: ввиду не слишком большой численности населения (в данный момент, насколько понял Бернар, она составляла одиннадцать миллионов человек), каждый марсианин и марсианка были должны государству определенное количество рабочих часов в месяц. Обязанность Сли состояла в патрулировании на криоксе; Анаэна была ответственна за материально-техническое обеспечение школ. Помимо этого первый был скульптором, а вторая — геологом, скорее даже аэрофизиком.

По-прежнему — как факт биологический, но не легальный — существовала семья. Каждому, в его связях, была предоставлена полная свобода, однако многие предпочитали хранить верность одному спутнику жизни. Ребенку давали имя, сопровождавшееся упоминанием о том, что он является сыном такого-то или дочерью

такой-то. Мальчиков таким образом звали по их собственному имени и имени их отца, девочек, опять же, по их собственному имени и имени их матери. По отношению к государству они к тому же обозначались серией номеров. Правительство было представлено рядом экспертных комитетов, которые подчинялись Совету «Тридцати восьми». В этот Совет входили выдающиеся умы планеты, избиравшиеся комитетами. Каждый марсианин мог войти в любой комитет — достаточно было лишь показать, что ты способен должным образом выполнять ту или иную специфическую работу. Но это не давало никаких социальных преимуществ, и многие достойные марсиане предпочитали заниматься исключительно своей профессией. Для власть имущих существовала дисциплина, которая становилась все более и более строгой, по мере того как человек поднимался по социальной лестнице. Член какого-либо комитета или совета мог на время уйти в отставку. В этом случае право на переизбрание он получал лишь через два года. Нарушившего регламент ждало незамедлительное и бесповоротное исключение.

— И это работает? — недоверчиво спросил Бернар, когда Анаэна изложила ему все эти факты.

— Да. Не забывайте, что мы пережили, пусть и в далеком уже прошлом, ужасные времена и не имели выбора. Если бы мы не сумели ужиться, поладить друг с другом, наш вид бы просто-напросто вымер. На днях вам покажут старые документы времен страха… И потом, у нас за спиной — миллионы лет обучения! Вначале Совет был правительством авторитарным и безжалостным, трезвым и жестким, поддерживаемым сильной и фанатичной полицией и располагавшим ужасными средствами принуждения, которыми, должна заметить, он никогда не злоупотреблял. По мере того как обучение совершенствовалось, то, что прежде было запретом, стало обычаем. Мы очень свободны, потому что ни один из нас не горит желанием совершать безрассудные поступки. Но для того, кому захотелось бы вести жизнь безумца, пребывание здесь быстро стало бы невыносимым, даже если бы мы не стали предпринимать против него никаких мер.

Они посетили несколько школ. До возраста, который соответствовал десяти земным годам, основное внимание уделялось физическому воспитанию. Кроме того детей обучали правильному владению своим языком, рисованию и моделированию, игре на музыкальных инструментах, вождению некоторых машин. От десяти до пятнадцати лет шла уже исключительно литературная фаза: они читали те произведения марсианских писателей, которые подходили для их возраста. Также они обучались азам науки и начинали записываться в самые разнообразные спортивные секции. От шестнадцати до двадцати лет шла научная фаза. Ученики в общих чертах знакомились с историей планеты и населявших ее рас, а также с основными вехами грандиозной космической авантюры. Помимо этого они обучались какой-либо профессии, одновременно продолжая читать классиков и заниматься музыкой либо тем или иным видом искусства. После двадцати лет они были вольны выбирать тот путь, который им нравился.

— Но сколько же лет вам, Анаэна?

— В ваших годах?

— Да.

Она произвела быстрый подсчет.

— Двадцать три.

— Вы выглядите гораздо моложе! Я бы не дал вам больше семнадцати!

— Мы развиваемся медленнее, чем вы, и становимся взрослыми примерно к тридцати вашими годам.

— Да вы просто какие-то монстры скороспелости! А какова у вас продолжительность жизни?

— Сто пятьдесят, сто шестьдесят, иногда сто восемьдесят лет.

— Вдвое больше нашей, ну и ну! Это расовая особенность или же следствие вашей науки?

— На этот уровень мы вышли благодаря нашей науке. Наши предки жили не более девяноста — ста лет. Вы можете расспросить об этом моего брата Лои. Он — биолог и просветит вас гораздо лучше, чем я. Но я думаю, что, если вы останетесь здесь, то проживете не меньше нашего.

Глава 2. Другая версия истории

Наступил день, которому предстояло стать незабываемым для землян. Накануне вечером Агум, председатель Совета «Тридцати восьми», заявил им, что теперь, когда они в достаточной мере понимают язык своих хозяев, для них будет проведена лекция, сопровождающаяся показом фильмов по истории планеты Марс. Сеанс начался рано утром. В роли лектора выступал Цер, профессор истории в местном «университете». По меркам желтых марсиан то был настоящий великан, практически одного роста с Бернаром. Даже будучи весьма преклонных лет, совсем уже седым стариком, он все еще пребывал в полном рассвете сил. Да и вообще, Цер был выдающейся личностью, бывшим «скитальцем по планете», как сами марсиане называли тех, кого любопытство побуждало посещать самые негостеприимные места Марса. Сорок земных лет тому назад он являлся главой миссии, которая попыталась восстановить контакт с красными марсианами, тысячелетиями жившими в уединении на южном полюсе. Впрочем, миссия обнаружила лишь давно покинутый его прежними обитателями город.