На бис

Анна Семироль

На бис

Всё началось не так давно. Или очень давно...

Однажды я поняла, что есть Время. Ни с того, ни с сего вдруг подумалось, что для Зрителей время есть, а для нас - нет. Ни для Директора Цирка, ни для Жонглёра, ни для Дрессировщика, ни для Женщины-змеи, даже для Рыжего и Белого Клоунов - нет. И для меня, конечно, тоже. Удивлённая, я перед репетицией подошла к Церемониймейстеру (он у нас самый старый и умный) и спросила:

– Почему Время есть только для Зрителей?

– Понятия не имею, девочка, - ответил Церемониймейстер и промокнул платком

пот на лбу, - Впервые слышу. Иди-ка работай.

Раскачиваясь на трапеции под самым куполом, я размышляла: Зрители приходят и уходят, а мы постоянно или репетируем, или выступаем... Раньше меня ничего не удивляло, казалось обычным делом: Зрители смотрят, мы выступаем... А недавно вдруг стало странно: почему мы в Цирке постоянно, а Зрители то появляются, то исчезают... Как они приходят, я не видела. Только наблюдала из-за кулис, как постепенно заполняется Зал. И никогда раньше не задавалась вопросом, куда же они деваются после каждого Представления. В голове всплыла будто чужая, странная фраза: "Всему своё время". Всему? Но почему-то не нам.

Одна странность потянула за собой другие. Внезапно я осознала, что львам очень больно, когда Дрессировщик щёлкает по их бежевым мускулистым спинам бичом, и почувствовала эту боль - хотя меня кнутом никто не касался. За болью пришли испуг и ненависть - испытанные мною также впервые. Тогда я настолько растерялась, что упала с каната - прямо на Фокусника. Фокусник чуть старше меня и очень задумчивый, а ещё он один смотрит вверх, когда я репетирую полёты под куполом или иду по натянутой струне каната.

– Мне странно, - сказала я Фокуснику, - Что-то изменилось. Ты знаешь?

– Что?
– спросил он небезразлично.

– Откуда приходят Зрители? Почему никто не чувствует, как больно львам? Откуда мы тут все взялись?
– засыпала его вопросами я.

Он хотел было что-то ответить, но нас разогнал Директор:

– Бездельники! Не расслабляться на генеральной репетиции!

Он всегда так говорит. Почему-то для Директора каждая репетиция - генеральная, а каждое выступление - важнейшее. Мы постоянно к чему-то готовимся. К чему?

Я присмотрелась к себе и другим повнимательнее. И поняла, что каждый из нас выполняет какую-то свою работу, не отвлекаясь ни на что другое. И такое ощущение, будто мы все созданы именно для этой работы. Я хожу по канату и выполняю номера под куполом Цирка - меня никто этому не учил или я не помню того, кто и когда мог меня научить. Факир жонглирует факелами даже с закрытыми глазами и ни разу не уронил (и даже не "почти уронил") ни одного. Шпагоглотатель не боится пораниться, Тересса - девушка, в которую метает ножи Шпагоглотатель, всегда одинаково похотливо улыбается, когда её обнажённое татуированное тело закрепляют на деревянном круглом щите, Церемониймейстер говорит одно и то же, у него вечно мокрый от пота лоб и под глазами сквозь грим проступают синяки. Дрессировщик всегда молчит и никогда не улыбается, прежде чем ему не крикнет "Браво!" восторженная девушка в первом ряду. Девушка всегда сидит на одном и том же месте и у неё одной во всём зале длинные чёрные косы. Виржинию и Фортунату - близняшек, ассистирующих нам на выступлениях, я никогда не видела ни в чём другом, кроме чёрных полумасок, белых манжет, туфлей на высоких острых каблуках и кружевных

чулок - на Виржинии всегда только правый, на Фортунате - всегда только левый. Рыжий Клоун никогда не грустит и всё время смеётся, а Белый Клоун постоянно рыдает и грим у него не течёт. И гримёров у нас нет. И одна я знаю, что они должны быть.

А ещё я не понимаю, куда после представления уводят Слона.

После окончания очередного выступления ко мне вдруг подошёл Фокусник. "Мы все никогда не общаемся друг с другом подолгу", - подумалось мне. Почему?

Фокусник отвёл меня за тяжёлую бордовую портьеру и прошептал испуганным шёпотом:

– Мне снятся сны!..

– А что такое "сны"?
– спросила я удивлённо.

– Когда я закрываю глаза во время отдыха в перерывах между репетициями и выступлениями, я не перестаю видеть!
– Фокусник возбуждённо жестикулировал, глаза его блестели, - Но я вижу не то, что обычно! Не Цирк!

– Как - не Цирк?
– мне стало не то страшно, не то безумно любопытно, - Разве есть что-то кроме Цирка?

Фокусник закивал с таким рвением, что я испугалась, как бы не оторвалась у бедняги голова со смешными кудряшками.

– Есть! Есть небо, солнце, звёзды! И камни, и цветы, и вода... И я знаю, как туда попасть, но не уверен... А небо - оно прямо над нашим куполом!

– Ещё выше?
– я была шокирована.

– Да! Да! Ты можешь увидеть, когда взлетаешь на трапеции высоко-высоко...

Этот разговор накрепко засел в моей голове. Вот это да! Оказывается, существует ещё что-то, кроме Цирка! Об этом я неожиданно для себя самой заговорила на репетиции. Но странное дело - никто на мои речи об удивительном открытии не отреагировал! Абсолютно никто. Никак. Только Директор крикнул гневно:

– Бездельники! Не расслабляться на генеральной репетиции!

Тересса похотливо улыбалась пустым рядам зрительного зала. Слон ушёл за кулисы, а я шла по канату и не успела проследить, куда его увели. И как я ни старалась, у меня не выходило раскачаться на трапеции так высоко, чтобы заглянуть в маленькое отверстие в самой вершине купола.

Во время очередного выступления я заметила, что лица Зрителей сливаются в одно неразличимое Безликое Лицо. Только Девушка с Чёрными Косами, Мальчик с Мороженым и Старик в Засаленном Берете выделялись из общей массы. Отработав номер, я встала у входа в Зрительный Зал, чтобы посмотреть, куда пойдут Зрители, но во время Антракта меня отвлекли львы (их снова бил Дрессировщик), а в конце представления вся наша Труппа вышла на поклон, мы поклонились под гром аплодисментов и крики "Браво! Бис!"... а когда я вновь распрямила спину, Зрительный Зал был пуст. Где-то вверху било крыльями угасающее эхо...

Именно тогда я впервые расплакалась, а Фокусник наколдовал для меня батистовый носовой платок.

Постепенно все разошлись, и мы остались на арене втроём: я, Фокусник и Церемониймейстер. Я всхлипывала, рассматривая капельки слёз у себя на пальцах, Фокусник взволнованно уговаривал успокоиться, бережно касаясь уголком платка моих ресниц, а Церемониймейстер чертил что-то на песке арены щёгольской тросточкой. Потом он подошёл к нам и сказал:

– Поверьте мне - там ничего нет.

– Не может быть!
– покачал головой Фокусник, - Там небо, солнце...