На четвертый раз везет
Шрифт:
– Вот они! Наши пиццы!
Анита приехала за детьми около восьми вечера, и Паула старалась быть с ней как можно более приветливой. Она спрашивала о здоровье матери, пытаясь найти ободряющие слова, говорила о болезнях и погоде и предложила Аните остаться, но та отказалась. Она казалась еще более бледной и усталой, чем утром, и хотела как можно скорее вернуться домой. Когда Паула предприняла последнюю отчаянную попытку, поинтересовавшись, все ли в порядке с автомобилем, Анита странно посмотрела на нее и стала подгонять Ребекку.
Как только за Анитой и детьми
– Неблагодарная баба! Она даже не заметила, что я старалась быть приветливой.
– Паула, – Юхан устроился на другом конце дивана, подвинув ноги Паулы, – может, ее беспокоило что-то другое.
– Но что это за манеры, а? Сначала жалуется, а потом даже не смотрит в мою сторону. И что она вообще имела в виду? Что значит «недружелюбная»?
– Паула, – мягко произнес Юхан, – с тех самых пор, как мы познакомились, ты доброго слова об Аните не сказала. Ты называла ее сукой, стервой, крашеным чучелом из пригорода, педантичной климактеричкой…
– Да, да! Довольно. – Паула бросила недовольный взгляд на Юхана. – С чего это ты вдруг так ее полюбил?
– Я не говорил, что она мне нравится, я просто объясняю тебе, что значит «недружелюбная». А вообще, мне она кажется вполне нормальной, пусть и немного суетливой.
– Немного… Да у нее начинается истерика, когда она видит отпечаток пальца на журнальном столике!
– Мне кажется, ты говоришь глупости. Пусть она будет такой, какая есть, ведь главное, что твоему папе и ей хорошо вместе, правда? – Юхан снова заговорил более мягким тоном. – Не надо вести себя как подросток…
– Подросток?! – фыркнула Паула. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Она ворвалась в нашу жизнь как проклятая… проклятая сука, когда умерла мама.
– Паула, это произошло спустя два года после…
– Два года! И это, по-твоему, много? Много, да?!
– Твоему папе нужна была…
Паула снова перебила его:
– Ему ничего не было нужно! У него была я, и нам было хорошо вдвоем. Понимаешь?! – Паула срывалась на крик. – Пока не пришла она, хитрая соседская баба, со своими кексами…
– Баба? Паула, ей было столько, сколько тебе сейчас…
– Нет, это размалеванное чудище засиделось в девках да так и высматривало добычу. А потом запекла колбасу в духовке – вот он и клюнул!
– Но раз так, то, может, сердиться надо на папу?
– На папу? Да ты ни черта не понимаешь! Ничего не знаешь! – Паула вскочила с дивана и, выбежав в прихожую, схватила куртку. Не успел Юхан догнать ее, как она захлопнула за собой дверь.
На улице Паула надела куртку, завязала шнурки и осталась стоять на месте. Злоба, которая всего минуту назад заставила ее выбежать из дома, утихла, и теперь Пауле было просто грустно. Юхан разочаровал ее. Уж ему-то, как никому другому, следовало бы знать, как все было на самом деле. Почему просто не согласиться с ней? Разве мужчина в доме не для этого? Чтобы быть поддержкой и опорой?
Паула дошла до Мариаторьет. В третьей по счету будке телефон работал.
– Привет, Анна, это Паула.
– Привет, Паула. Что это за странный звук?
– Я звоню с улицы. Послушай, я знаю, что уже поздно, но, может быть,
– Сейчас? – послышалось после продолжительной паузы.
– Да. Ненадолго. Пожалуйста. – Паула на мгновение умолкла. – Я поссорилась с Юханом.
– Милая, сейчас уже поздно куда-то идти. Может быть, приедешь сюда? Я приготовлю чай.
Чай. Паула улыбнулась. Давно ей не предлагали чай как лекарство от проблем. Она вспомнила бесконечные вечера за чашкой чая, которые они – Ракель, Анна и Паула – проводили вместе. Экзамены, несчастная любовь, изредка – счастливая, предстоящие поездки, деньги, которые надо было заработать, будущее, которое надо было завоевать… Паула вздохнула.
– А Стуре нет дома?
– Я посажу его под замок. Приезжай, а я пока достану китайский чай лапсанг.
Паула отправилась к остановке «четверки» на Русенлюндсгатан. Они с Юханом нечасто ссорились, но если это случалось, то заканчивалось все обычно тем, что Паула убегала из дома. Так она мстила, зная, что Юхан беспокоится. Поделом ему, думала она.
Автобус двинулся в сторону Хурнстуль, а потом по мосту Вестербрун. Паула вышла на площади Санкт-Эриксплан и отправилась по Рёрстрандсгатан. Дом Стуре располагался почти в самом конце улицы, и Паула шла мимо бесчисленных антикварных магазинов с выставленными в витринах надувными креслами семидесятых годов и овальными столами из тика. Место было отличное, а в сравнении с квартирой, которую Анна снимала через посредника в Эрнсберге, – просто шикарное. Стуре унаследовал право арендовать просторную трехкомнатную квартиру после смерти тетки. Паула спросила, сколько ему пришлось переплатить, но Стуре только рассмеялся в ответ. Паула не удивилась бы, узнав, что Стуре сам все это устроил, – он казался надежным и практичным человеком. Немного похож на Юхана, подумала Паула, набирая код из четырех цифр у подъезда.
Анна была одета в нечто, похожее на спортивный костюм Стуре, и Паула заметила, что в огромном джемпере живот кажется еще больше.
– Не думаю, что это из-за джемпера. Или благодаря джемперу… с тех пор, как мы виделись в последний раз, я набрала четыре килограмма. Скоро взорвусь, наверное, – со смехом сказала Анна.
– Но ведь к тому все и идет?
– Ох, об этом я и думать не хочу, – поежилась Анна. – Проходи.
Стуре смотрел телевизор в гостиной. Он встал, чтобы обнять Паулу. Если Стуре и знал, что она поссорилась с Юханом, то виду не подал. Анна увела Паулу на кухню, и Стуре снова уселся перед телевизором. На кухонном столе уже стояли чайные чашки и зажженные свечи.
– Может быть, ты хочешь есть? Бутерброд, например?
– Нет, спасибо. Я совсем недавно ела пиццу.
– А сухари? С джемом и сыром?
Паула засмеялась:
– Хорошо, давай тащи сухари. Вспомним старые добрые времена.
Анна налила чай в большие глиняные кружки – такие же, как у Паулы, только зеленые. Привычно касаясь ладонью шершавой керамической поверхности, Паула чувствовала покой и надежность.
– Ну и из-за чего вы поссорились?
Паула рассказала о визите Аниты и о том, что рассказала Ребекка, а также о том, что Юхан не захотел ее понять. Напоследок Паула добавила: