НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ
Шрифт:
«Дело труда», № 29, октябрь 1927 г.
МАХНОВЩИНА И АНТИСЕМИТИЗМ
Как известно, за последние 6-7 лет, ненавистники движения революционной махновщины настолько разнуздались в своей лжи против движения, что приходится поражаться, как эти люди хотя бы изредка не краснеют за эту ложь.
И характерно, ложь эта против нас, повстанцев-махновцев и против нашего движения в целом, объединила вокруг себя людей различных социально-политических и антиобщественных лагерей: тут путаются разного рода журналисты, писатели, ученые и просто профаны, путающиеся вокруг ученых, есть и мародеры спекулятивного мира, нередко мнящие себя пионерами передовых, даже революционных идей. Изредка встречаются тут люди, которые называют
На это мое обращение «к евреям всех стран» отозвался небезызвестный в своем роде в Париже аполитический клуб «Фобур».
Правление этого клуба как-то оповестило в прессе, что на 23-е июня 1927 г. назначено собрание клуба, на котором, дескать, будет обсуждаться вопрос: «был ли "генерал" Махно другом евреев или он участвовал в убийстве их». Далее пояснялось, что на обсуждение этого вопроса вызван в качестве защитника французский анархист т. Лекуан.
Само собой понятно, что как только эти сведения о собрании в клубе «Фобур» дошли до меня, я тотчас же обратился письменно к председателю клуба Польдесу, настаивая на устранении анархиста Лекуана, вызванного без его ведома клубом по касающемуся меня и движения вопросу. Я просил гр. Польдеса предоставить мне возможность лично выступить перед собранием клуба «Фобур». В результате моей переписки с Польдесом я и выступил в этом клубе 23 июня 1927 г.
Однако, по причине своеобразного метода ведения этого собрания в клубе «Фобур», а также по причине того, что затрагивавший меня и движение махновщины вопрос был последним вопросом этого собрания - времени оказалось мало (было около 11 часов ночи, когда мне дали слово), моя речь на нем была не полна. Кроме введения к ней чисто исторического характера, указывающего правильные источники, пути и средства антисемитизма на Украине, я ничего другого положительного не мог сказать этому собранию.
Враги мои пользуются отчасти этим, отчасти тем, что я связан по рукам и ногам. По полицейским законам я не имею права общаться со своими идейными товарищами французами, а, следовательно, не могу организовать своего открытого выступления - и гнусно лгут о каком-то суде надо мной в Париже и т. д. Моим врагам, лицемерным защитникам права и независимости еврейского народа, столь ужасно пострадавшего в русской и украинской действительности за последние 3040 лет, ложная весть о каком-то суде надо мной на руку. Они ее подхватили и раздувают в согласии со своей старой ложью, обличающей меня и движение в организации еврейских погромов.
Но действительно ли это так, как враги наши лгут?
Для украинских тружеников евреев и не евреев известно, что движение, которым я руководил на протяжении ряда лет на Украине, было подлинно трудовым и революционным движением. На своем практическом пути это преследовало не разъединение обманутых, порабощение и угнетение тружеников на их расовые особенности. Оно преследовало объединение их в один мощный дееспособный революционный союз против их угнетателей и, следовательно, противоеврейским погромческим духом деникинщины, петлюровщины и врангелевщены они не питались. Организацией еврейских погромов никогда не занималось и не поощряло ее.
В авангарде его - в революционно-повстанческой армии Украины (махновцев), в целом ряде ее полков была масса еврейских тружеников:
В гуляй-польском пехотном полку имелась рота из более двухсот человек исключительно из еврейских тружеников.
Выло много еврейских тружеников в руководимом мною в свое время движении таких, которые по своим личным наклонностям считали для себя удобным вливаться в смешанные революционно-боевые части, и они вступали в них. Но все были свободными бойцами, добровольно влившимися в революционно-повстанческую массу, и вместе с нею и нами боролись за общее дело трудящихся. Эти же безыменные бойцы имели своих представителей в органах хозяйства и снабжения всей армии (что можно проверить в Гуляйпольском районе в селах и еврейских колониях).
Все эти повстанцы труженики-евреи находились в повстанческой армии под моим руководством не дни, не месяцы, а годы. Они и являются прямыми свидетелями того, как я, мой штаб и армия в целом относились к антисемитизму и порождающимся им еврейским погромам.
Всякая попытка к погромам или к грабежу у нас пресекалась в корне. Виновники подобных актов всегда расстреливались на месте их совершения.
Так было в мае 1919 г., когда сменившиеся с фронта на отдых крестьяне-повстанцы из села Ново-Успеновки, найдя под еврейской колонией N (или Горькой) два уже разложившихся человеческих трупа и, приняв их за убитых евреями из этой колонии и повстанцев, убили в ней около 30-ти человек евреев; мой штаб тот же день выслал комиссию в эту колонию, которая нашла следы: из какого села и кто именно участвовал в нападении на эту колонию. Я лично выслал сейчас же особый отряд в это село, чтобы арестовать в нем всех участников нападения. И главари этого нападения на еврейскую колонию, в числе 6 человек, во главе которых был волостной комиссар большевик, были расстреляны 13 мая.
Так было в июле 1919 г., когда я очутился под ударами Деникина и Троцкого, который пророчествовал в то время своей партии, «что лучше отдать всю Украину Деникину, чем дать возможность развиваться махновщине», принужден был переброситься на правый берег Днепра. Здесь со мною встретился пресловутый атаман Херсонщины Григорьев. Этот атаман видимо тоже наслушался разного вздора обо мне лично и о движении революционной махновщины, пожелал заключить с моим штабом условия о совместной борьбе против Деникина и большевиков.
Переговоры по этому вопросу начались при условии с моей стороны, что атаман Григорьев в течение двух недель представит в мой штаб и Совет Революционно-повстанческой армии Украины (махновцев) документальные данные, что все те слухи, которые доносились до меня и на которых я из-за отсутствия времени не мог сосредоточить свое внимание, чтобы проверить - слухи об еврейских погромах в Елисаветграде который занимался два или три раза Григорьевым, и вообще об еврейских погромах при его майском походе на г. Екатеринослав - суть неверные слухи.
Правда, Григорьев над этим условием с моей стороны, было, задумался. Но как военный и хороший стратег, согласился. И в знак того, чтобы заверить меня, что он не мог и не может быть погромщиком, он отрекомендовался мне представителем украинской партии соц. Революционеров. А затем, бросив мне обвинение за выпуск в мае мес. от имени моего штаба и Район. Рев. Совета против него воззвания, как против врага революции, Григорьев представил мне (опять таки в знак доказательства, что он не погромщик) находившихся при нем политических представителей: от Украинской партии соц. Революционеров -Николая Копорницкого, а от Украинской партии соц. демократов - Селянского (он же Горабец) и Колюжного.
Однако это было время, когда я основной своей боевой частью близко подошел к г. Елисаветграду. По долгу революционера я счел для себя нужным поспешить самому и раньше выяснить, что делал атаман Григорьев в г. Елисаветграде, при каждом разе, когда занимал его.
От пойманных в это время деникинских агентов я узнал, что атаман Григорьев тайно от трудящихся Херсонщины работает против большевиков вместе с деникинцами, координируя действия в согласии со ставкой Деникина.
От жителей г. Екатеринослава и прилегающих сел и от рядовых григорьевцев я узнал, что Григорьев все разы занятия этого города своими партизанами, громил в нем евреев. По его распоряжению и в его присутствии его партизаны убили в этом городе около двух тысяч человек евреев, среди которых погиб лучший цвет анархической, большевистской, социалистической и вообще еврейской молодежи. Некоторые из них даже из тюрьмы были забраны и убиты.