На далеких рубежах
Шрифт:
– - Вполне, товарищ генерал!
– - Отдаленность, пустыня не пугают вас?
– - Никак нет, товарищ генерал. Еду охотно.
– - Что за причина?
– - О своем будущем командире полковнике Сливе наслышан. Боевой командир.
– - Вы с ним знакомы?
– - живо заинтересовался генерал.
– - Нет. Мы никогда не виделись. Но он во время войны командовал полком, который считался лучшим в дивизии. Говорят, слава о нем гремела на весь фронт. Я считаю для себя большой честью...
Летчик вдруг заметил на лице генерала неудовольствие и запнулся на полуслове. Наступило неловкое
– - Ну, ну, я вас слушаю, майор, -- сказал генерал, но тут же заговорил сам: -- У вас, однако, острый глаз. Я еще ничего не сказал, а вы уже насторожились. Собственно говоря, это неплохо. Ну что ж, можете ехать. Документы я подписал. Желаю вам успеха. Но имейте в виду -- нелегко вам придется: там, в полку, старая слава никак не уживается с новой. Но, судя по вашим аттестациям, думаю, что вы справитесь. Откровенно говоря, это мое личное решение -- послать вас к полковнику Сливе.
Генерал проводил летчика к двери.
– - Твердо запомните правило: строгая методическая последовательность в учебном процессе летчиков и непримиримая борьба против шаблона и послаблений. Не забывайте: вы помощник командира полка. От вас будет зависеть многое. Если что -- обращайтесь ко мне непосредственно. Я даю вам такое право, товарищ майор.
– - Благодарю, товарищ генерал!
– - Всего хорошего.
Этого короткого разговора с генералом было вполне достаточно, чтобы понять: дела в полку Сливы идут неважно.
Что же произошло? Такой заслуженный, боевой командир и не справляется с боевой учебой?
...Теплоход шел уже в открытом море, оставив позади себя опаленные солнцем острова, как вдруг кто-то с силой рванул дверь каюты. На пороге встала фигура летчика с погонами старшего лейтенанта. Летчик был в белом кителе. С его моложавым лицом совершенно не вязались рыжеватые усики и бакенбарды. Небрежно швырнув на свободную верхнюю полку свой чемодан, он расстегнул воротник и только тогда увидел в каюте старшего офицера.
– - Здравия желаю, товарищ майор!
– - козырнул старший лейтенант, слегка покачиваясь. Как видно, он был основательно навеселе.
– - Здравия желаю.
– - А я только что отобедал в ресторане и никак не соображу, где моя каюта. А она вон где оказалась. Вы, случайно, не в Кизыл-Калу держите курс? Так будем знакомы: старший летчик-истребитель Филипп Кондратьевич Телюков.
– - Очень приятно!
– - майор протянул руку.
– - Поддубный Иван Васильевич.
– - Весьма приятно. Так разрешите узнать, я угадал?
– - Угадали: еду в Кизыл-Калу.
– - Откуда?
– - В данное время из Москвы.
Телюков поглядел на майора, как на обреченного.
– - И вам, значит, не повезло, -- сказал он и покачал головой.
– - Не повезло?
– - Приедете -- сами убедитесь. Каракумы! Царство мертвых песков! Вторая Сахара.
– - Вы ведь служите, как-нибудь и я привыкну.
– - Мы, товарищ майор, закалены, -- ответил Телюков задорно.
– - С нами вы себя не сравнивайте. Вот наглотаетесь песка, этак с полпудика проглотите, тогда узнаете, как себя человек в пустыне чувствует. Да еще если скорпион или фаланга ужалит, тогда...
Телюков запнулся и нахмурился, вспомнив, вероятно, нечто еще более
– - Понимаете, товарищ майор...
– - сказал он с кислой миной на лице.
– Есть у нас такой майор Гришин. Штурман. Кроме того, он временно исполняет обязанности заместителя командира полка по летной части. Так вот этот майор вкатил мне в аттестацию, будто я, старший лейтенант Телюков, недисциплинированный летчик. А полковник Слива взял да и подмахнул аттестацию. Быть бы мне уже командиром звена истребителей, так вот аттестация ни к черту! А уж сколько он, Гришин, записал на мой счет предпосылок к летным происшествиям -- самый опытный бухгалтер и тот бы запутался! Бывало, чуть-чуть выше дозволенного выровняешь самолет на посадке -- готово: предпосылка! Низко выведешь самолет при стрельбе по наземным целям -- предпосылка к катастрофе. Эх, да что говорить! Как-то я на повышенной скорости рулил ночью по аэродрому -- хлоп -- предпосылка!
Телюков вынул сигарету, эффектно щелкнув серебряным портсигаром.
– - А знаете, товарищ майор, в чем тут заковыка? Боится Гришин. Аварий боится! Сам летает, как пуганая ворона, и другим не дает развернуться. Боится! Так и глядит, кого б из летчиков прижать. И доприжимался: полк наш -- худший во всей дивизии. Вот как!
– - Он хлопнул кулаком по тумбочке.
– Так я, понимаете, товарищ майор, чтобы пощекотать нервы Гришина, поставил такую "свечку" над аэродромом, что ого-го! От земли -- прямо в стратосферу! Ей-богу! Двигатель тянет, как зверь! А на сей раз пошел на бреющем. Лечу, а впереди горы, а в горах ущелье. Я -- в ущелье. Только скалы мелькают слева и справа. Оператор радиолокатора передал на КП, что я в горы врезался. Ан не! Телюков всех истребителей-перехватчиков с длинным носом оставил. Так вы думаете, меня похвалили? Черта с два! Стружку с меня сняли!
– - Не знаю, как вы там летали синим, но за "свечку" и эксперименты в ущелье я бы тоже взыскал с вас: отстранил бы от полетов, -- заметил Поддубный.
Телюков вспыхнул:
– - Меня? Меня отстранили бы?
– - Обязательно, -- подтвердил майор и раскрыл книгу, давая этим понять, что разговор окончен.
Телюков, однако, не унимался.
– - Меня? Меня, говорите?
– - Он вытянул шею и стал похож на раздраженного гусака.
– - Именно вас!
– - Ого-го! А известно ли вам, товарищ майор, что лучше меня никто во всей дивизии не летает? Я летаю днем и ночью, в облаках и за облаками, в тропосфере и в стратосфере!
– - Постойте, постойте! Почему же у вас на кителе знак летчика второго класса?
Телюков заметно смутился, покраснел.
– - Да потому, что никто не принимает на первый. А я сдал бы зачеты. Ей-богу, сдал бы! Хоть сейчас! Обидно только, что аттестация плохая. Говорят, и капитана не дадут, стань я даже сверхклассным. А летаю, как комета! Я летчик-истребитель! Понимаете, товарищ майор? Давай мне скорость, чтобы консоли крыла трещали. Практический и даже динамический потолок давай! Тучи подавай. На десятом небе настигну вражеский самолет и не отстану, пока не вгоню его в землю, в пески. От меня, товарищ майор, сам черт не удерет -это я вам говорю от чистого сердца.