На далеких рубежах
Шрифт:
По рулежной дорожке мимо самолетов промчалась зеленая «Победа». Увидев в машине полковника, Телюков отдал честь. Неожиданно из-за аэродромного домика навстречу вышел «академик». Ничего приятного эта встреча не сулила, но отступать было поздно. Телюков подготовился к исповеди.
— Возвратился с гауптвахты, — вяло козырнул он, понуря голову.
— А я вас жду. Идемте, поговорим.
«Мало, значит, того, что говорил на разборе полетов», — подумал старший лейтенант.
Они примостились на ящике с аэродромным имуществом.
— Напрасно
«Ага, значит, мои способности он все-таки признает!» — мелькнула мысль.
— А способности у вас большие. И любовь к своей профессии настоящая. При одном слове «полет» у вас загорается веселый блеск в глазах. Так бывает лишь у подлинных летчиков.
«Смотри пожалуйста! Уж не собирается ли он объявить мне благодарность за примерное поведение на гауптвахте? Вот было бы здорово! Благодарность за честное пребывание под арестом!» — ехидно подумал Телюков.
— Итак, — продолжал Поддубный, — учитывая ваши безусловные способности, любовь к полету, смелость и решительность, я хочу взять вас к себе в напарники. Попробуем с вами начать подготовку по особой программе. Я тут кое-что наметил новое…
Телюков недоверчиво поглядел на помощника командира. Уж не шутит ли он? Но лицо Поддубного было совершенно серьезно.
— А согласится ли командир полка после того, что произошло? — спросил он осторожно.
— Произошла, Филипп Кондратьевич, большая неприятность. Над аэродромом реет флаг Военно-Воздушных Сил страны. Торжественный момент — полеты. А вы сидите в кабине самолета и думаете, как бы это получше обмануть кого-нибудь, отбить мишень, сорвать полеты на стрельбу. Между прочим, об этом вам еще напомнят на комсомольском бюро. Я сам буду критиковать вас. Но, несмотря на это, думаю, что полковник согласится с моими доводами. Я лично поручусь за вас. Надеюсь, что вы меня не подведете.
— Что ж это такое «новое»? — поинтересовался Телюков, все еще не доверяя майору. — На асов учиться будем? Тогда я вам буду крайне признателен. Ас — это в переводе с французского — туз. Самая старшая карта в колоде. Никакая другая карта не бьет ее.
— При условии, если туз козырный, — резонно заметил Поддубный. — А если нет, его и шестерка козырная бьет. Но вы почти угадали.
Ас, мастер! Сердце Телюкова радостно забилось, и он сказал торжественно:
— С мишенью, товарищ майор, такое никогда больше не повторится.
— Верю вам, товарищ Телюков. Но у нас скоро будут новые мишени, настоящие.
— Какие?
— Потом увидите. Я написал в штаб… Мне ответили…
«Вот тебе и академик!» — со скрытым восхищением подумал Телюков.
Поддубный закурил и протянул Телюкову портсигар.
— Филипп Кондратьевич… — сказал он и запнулся.
— Слушаю вас, товарищ майор.
— Филипп Кондратьевич, я по-дружески советовал бы вам сбрить усы и бакенбарды. Для чего они? Ведь совсем
Телюкову стало очень неловко.
— Разрешите быть свободным?
— Идите.
Над аэродромом неожиданно взвилась красная ракета.
— Что случилось? Отменили полеты? — Летчики переглянулись.
В направлении взлетно-посадочной полосы двигался верблюд со всадником. От СКП дали вторую ракету. Но, как видно, человек, который управлял верблюдом, не очень-то разбирался в авиационных порядках. Неуклюжее животное пустыни медленно продвигалось в прежнем направлении.
Выслали солдата, чтобы тот предупредил непрошеного гостя. Солдат жестами показывал, чтобы всадник повернул назад, объяснил, что здесь аэродром. Верблюд остановился, но, понукаемый хозяином, снова зашагал.
Поддубный и Телюков подбежали на помощь.
— Стой! Куда тебя черт несет! — замахнулся Телюков на верблюда кулаком.
Всадник — это был старый туркмен — начал что-то говорить, обращаясь к офицерам на своем родном языке.
— Аэродром здесь, — втолковывал ему Поддубный.
— Началнык! Началник давай! — требовал старый туркмен, ничего не желая слушать.
— Я начальник, — сказал Поддубный.
— Началнык полковнык давай. Началнык полковнык.
Эге, всадник, оказывается, не такой уж профан в военном деле!
Пришлось посылать за полковником.
— Что здесь происходит? — сердито спросил Семен Петрович, вылезая из машины.
Старик туркмен встретил полковника таким сладко-добродушным взглядом, что тот сразу остыл.
— По какому вы делу?
Всадник что-то крикнул верблюду. Животное подогнуло ноги и послушно опустилось на песок. Старик проворно соскочил на землю, поклонился в пояс и начал рыться в мешке, переброшенном через спину верблюда. Наконец он вытащил моток проволоки.
Это оказался трос от планера-мишени, отбитой Телюковым.
Старик взял трос и торжественно, как драгоценный дар, преподнес полковнику. Сделав это, он остановился перед ним в согнутой позе, ожидая, вероятно, вознаграждения. Семен Петрович порылся в кармане, достал десятирублевую бумажку.
— Большое вам спасибо, возьмите!
Старик вежливо поклонился, прижав ладонь к сердцу, но от денег отказался.
«Мало» — решил полковник и вынул еще одну десятирублевку.
— Нэт, нэт, нэт! — туркмен упрямо замотал головой. Он что-то говорил, но никто не понимал его.
В полку служил старший техник лейтенант Артыков, туркмен. Пришлось послать за ним машину.
— Ну-ка, Артыков, растолкуйте нам, чего хочет этот старик, привезший нам трос.
— Да ведь это мой земляк! Он из аула Талхан-Али. Его знают многие здесь, — ответил старший техник-лейтенант и обратился к приезжему на своем родном языке. Старик приободрился. Приятно было ему поговорить с офицером на родном языке. Он сел на землю, скрестив под собой ноги, и заговорил, жестикулируя руками.
А Артыков переводил: