На далеких рубежах
Шрифт:
Возвратившись в авиационный городок, «резервист» раздобыл лыжи и отправился на прогулку.
На тайгу наплывали синие вечерние сумерки, изгоняя угасающий день. Было тихо как во сне. Под лыжами скрипел смерзшийся снег, мороз, словно иглами, колол щеки и подбородок.
Стараясь держаться кем-то проложенной лыжни, летчик вскоре очутился на крутом берегу речки, которая извивалась между елей и берез ледяной полоской. Неподалеку торчали перила моста, от него круто вверх бежала наезженная дорога.
Телюков решил добраться до Перевала, осмотреть местность с высоты, и он стал карабкаться вверх, оставляя позади себя «Ёлочку». С непривычки было трудно. Лыжи то проваливались в снег, то предательски скользили назад, то становились крест-накрест. Он падал, подымался, полз на четвереньках, хватаясь за колючие кустарники.
Неожиданно летчик заметил на противоположной стороне дороги фигуру девушки в красном лыжном костюме. Она стояла на каменной глыбе, опершись на палки, и не то любовалась красотой лиловых сумерек, не то не решалась спуститься вниз к реке.
— Эй, красавица! — крикнул Телюков, устремляясь к ней через дорогу. — Тебе что, жизнь надоела?
Незнакомка горделиво тряхнула головой, оттолкнулась палками и, пригнувшись, слетела с глыбы.
«Разобьется, ей-богу, разобьется, глупая» — с замиранием сердца подумал летчик.
Взобравшись на холм, он стал наблюдать за храброй лыжницей. Ее красный костюм мелькал между кустов, и казалось издали, что по склону горы катится подхваченный ветром красный цветок. Ловко лавируя среди деревьев, девушка то скрывалась из виду, то снова появлялась и наконец, круто описав полудугу, остановилась на берегу речки.
Любил Телюков людей смелых и отважных. Вздумалось и ему «прокатиться с ветерком», догнать девушку, познакомиться с ней да и себя показать. Правда, он давненько не ходил на лыжах, но тут стоило рискнуть. И он, не раздумывая, скользнул вниз.
Но, аллах возьми! Не то левой ногой зацепился за что-то, не то случайно палкой затормозил — кто знает, что вдруг приключилось, — но только Телюкова как-то резко отбросило в сторону. Пошел он юзом и еле-еле удержался на ногах.
«Держись, Филипп Кондратьевич!» — подбадривал он себя.
Скорость неудержимо росла. Справа и слева расступались стволы огромных пихт, мелькали колючие кустарники. Холодный воздух забивал дыхание. И все же лыжник держался на ногах. Казалось, победа полная! Пускай не задирает нос гордячка в красном костюме.
Но тут вдруг его подбросило вверх и отшвырнуло вправо. Еще раз подбросило. Хлестнули по лицу мерзлые ветки, запорошило снегом глаза. Что-то сильно ударило в бок.
Потеряв равновесие, Телюков с головой зарылся в сугроб…
…Вокруг жужжали шмели и звенели комары… Прямо перед глазами покачивался на ветру алый цветок. А вдали, на окраине
— Эх вы, а еще летчик!
— Кто здесь?
Цветок наклонился над ним.
Телюков замигал ресницами.
— Нина, это вы? — спросил он.
— Не узнаете?
— Да, да… Мне кажется… Это в самом деле вы?
— Батюшки, вам плохо!
— Нет, нет, я чувствую себя превосходно.
Нина помогла незадачливому лыжнику подняться, взяла под руку.
— Ну, можно ли так бросаться очертя голову неведомо куда? Здесь валуны…
— Видите ли, Нина, — оправдывался Телюков. — Я несколько лет служил на юге и долгое время не ходил на лыжах. Меня занесло… Но почему вы здесь?
— Ходила в Каменку.
— Вы там живете?
— Нет, квартирую я в городке… Да у вас кровь на лице, — сказала она. Вынув из обшлага рукава платочек, вытерла ему щеку. — Видите?
— Пустяки. До свадьбы заживет.
— А вы в состоянии сами идти домой? А то мне нужно к ужину успеть.
— Конечно, в состоянии! Хотя, если говорить честно, меня не прельщает мысль о расставании с вами.
— О, если вы в состоянии шутить, значит, доберетесь!
— Серьезно, Нина!..
— Всего хорошего!
Она встала на лыжи, помахала ему рукой и стрелой понеслась к речке.
Кололо в левом плече и отдавалось глухой болью в левом колене.
Но больше всего донимал Телюкова стыд. Аллах возьми! Так опозориться перед девушкой!
Кое-как добрался он до своего коттеджа и заперся в комнате, чтобы прийти в себя.
Глава вторая
Завтра прилетают на Ли-2 авиационные специалисты, завтра (и не позднее) весь полк должен быть в полной боевой готовности.
Таков был приказ генерала Ракитного.
После совещания в штабе дивизии, которое продолжалось допоздна, генерал отбыл на аэродром бомбардировщиков, чтобы оттуда вылететь в Москву.
А подполковнику Поддубному пришлось заночевать в дивизии. Комдив не решился выпустить Як-12 в полет через горный хребет, который к вечеру окутался морозной мглой, слился с небом. Правда, была еще возможность выехать автомобилем, но дорога не близкая и не столбовая — три перевала, множество долин и ущелий.
— Чем плутать ночью в горах, лучше переночуйте у нас, — настаивал комдив. — Посетите КП, ознакомитесь с его работой. Кстати, там есть комната отдыха. Не гостиничный номер, разумеется, но все же…
Комдив производил на Поддубного самое приятное впечатление — простой, откровенный, скромный. А орденских ленточек на мундире — ладонью не прикроешь. Среди них пестрели и иностранные — английские, французские, польские, чехословацкие — почти вся Европа отмечала боевые заслуги советского воина-летчика, воина армии, освободившей народы Европы из-под фашистского рабства.