На дальних берегах. Том первый
Шрифт:
Взяв рюмку, Кабанов кивнул в сторону графина с алкоголем.
— Налей, братан, выпьем за помин души её грешной…
— А она за что сидела?
— Попытка убийства.
— Мужа пыталась грохнуть, поди?
— Если бы! Проверяющего! Она в магазине работала, красивую схему придумала — комар носа не подточит. Три года все чики-пуки было, пока не явился один… Зацепился за херню и давай копать. И раскопал, гнида. Нюрка говорит, что и денег ему предлагала, и себя — ни в какую. Импотент старый. А Нюрка баба горячая… Он развернулся, чтобы уходить, она его топором и хватила. Потом оттащила до саней и в лесу выкинула — думала
— Мда… Повезло ей — могли и «вышку» за такое влепить.
— Должны были, да только она Ксюхой беременная оказалась. Помиловали…
— Погоди. То есть она не твоя?
— Как не моя?! — притянув сидевшую рядом Ксению, Кабанов обнял её, — Моя! Как есть моя! Главная память о Нюрке моей покойной… Когда Ксюху украли, я, в натуре, чуть с ума не сошел! Эх… Давай, что-ли, еще по одной накатим… Ксюха — ты куда глядишь все время?
— Да она на Черри косится, — пояснил Капитан, — Сдружились они. Остальных боялась, а с ней прям сразу сошлась.
— Зря… Я её всегда учил: «Ни с кем не сходись, ни к кому ни прикипай».
— Почему?
— Больно это, братан. Вот я Нюрку любил и что? Её уж сколько лет на земле нет, а я до сих пор, как подумаю о ней, так душу рвет. Зачем ей такое?
— Ну не знаю… — задумчиво пожал плечами Капитан, — И так плохо, но и без этого тоже как-то неправильно… Не знаю…
— Я знаю… Я прям в натуре почувствовал, когда Нюрку стрельнули, — Капитан с удивлением увидел, как в глазах Кабанова блеснули слезы, — За тыщи верст…
— Её расстреляли? За что?
— За ум, братан, за ум… Я когда откинулся, ей еще три года чалится оставалось. Я ждать пообещал. А что так просто ждать? Начал пристраиваться. Она вышла, а у меня уже столовка. А столовка — это в натуре золотое дно.
— За старое взялся?
— Сам знаешь — деньги рисковых любят. Честно много не заработать, а жить хорошо хочется. Но я осторожно кроил. А вот когда Нюрка вышла — вот там мы развернулись… Она умная, но горячая. А я — поосторожнее буду. Она дела делала, а я следил, чтобы её не заносило. А дела у нас, братан, такие были, что мы за год дом в два этажа построили!
— Это на чем, если не секрет?
— На тугуйцах. Они до пьянки слабые. Его чуть подпои, а дальше он сам все принесет — орех, пушнину, дичь. И отдаст задарма, лишь бы ты ему налил. Плесни-ка, кстати, еще. Отменная штука. Где брал?
— Сами гоним…
— Вот и мы сами гнали. Со столовки много чего в отход идет. А у нас в дело шло, — Кабанов посмотрел стакан на свет, вздохнул, — Круглые сутки аппарат работал… Да остальное в дело пристраивали… Эх Нюра — знала бы ты, как мне тебя тут не хватает.
— Тоскуешь?
— Тоскую, братан… Очень тоскую. Ну а ты чего? А то я все о себе, да о себе. Ты как тут оказался? Я по выправке смотрю — военный? Да не самый плохой. Вон какое хозяйство крепкое. Все, в натуре, по струнке ходят. Значит не надоело лямку тянуть. Тогда почему свалил?
— Командир приказ отдал. А я ответственность на себя взял, — не стал вдаваться в детали Капитан, — Вот и пришлось уходить.
— Под трибунал не захотел?
— А кто под него хочет.
— Это че за приказ такой, в натуре, что за него под трибунал? — Кабанов с прищуром посмотрел как лицо Капитана мрачнеет, — Все-все! Не лезу! По глазам вижу, что такая хуйня, что не то что говорить — вспоминать впадлу. Эх — вот почему я рад, что меня судимость
Капитан кивнул и, молча выпив, принялся мрачно смотреть в стену. Кабанов некоторое время ждал, пока тот заговорит, потом фамильярно толкнул в плечо.
— Хороший ты мужик, капитан… Располагающий… За своих вон какой груз на душу взял. Я то еще сижу и думаю: «Че я тут как на исповеди душу выворачиваю?» Не поверишь — ты первый тут, кому я все это рассказал. Хотя с кем тут говорить? — откинувшись на спинук стула Кабанов вздохнул, — Они же тут все так — без понятия. Ножи есть, кулаки есть, а как из этого всего деньги делать никто не знает. Один у меня — за сто исладоров на каторгу загремел! Представляешь? Я его спрашиваю: «Братан, ты ебу дался в натуре? Зачем тебе этот нищеброд был нужен?» А он на меня глазами лупает: «Почему нищеброд? Я троих зарезал, чтобы эту сотню набрать!» И вот с такими приходится иметь дело… А у тебя как? Где ты столько толкового народу набрал?
— Да кого где. Кто сам прибился, кого друзья посоветовали. Некоторых выучили. Вот так, от Амена, через Континет до сюда и собирал.
— А! Ну точняк — яж забыл, что вы кочевые. Там одного, тут второго — так в натуре можно набрать… Слушай — а ты в Порто был?
— Был.
— И как там?
— Неплохо. Если деньги есть.
— Если деньги есть — везде неплохо, — Кабанов вздохнул, — Кроме родины нашей. Не любят у нас умных…
Дипломатично промолчав, Капитан налил ему еще. Кабанов кивнул и, опрокинув стакан, залпом мечтательно посмотрел в иллюминатор.
— Мы с Нюркой хотели в Порто податься. Большой город… Вольный… Торговый… Эх мы бы там с ней зажили…
— Да. Там таких полно… — Капитан снова не стал конкретизировать, — Там бы было вам раздолье. А что не уехали?
— Дак мы пытались… Тем более кто-то стуканул на нас опять. Будто мы местных спаиваем… Твари… Как собаки на сене — и сами не пользуются и другим не дают…
— Опять за вами пришли?
— Не. Мы уже ученые были. Что спаиваем — это еще попробуй докажи. Значит на других грешках ловить будут. Рядом прииски были, так что, бывало, старатели за продукты с нами натурой рассчитывались. Не запрещено, но соблазн большой. Вот мы с Нюркой и смекнули, куда они смотреть будут. На чем нас будут ловить. И пока они сверяли, сколько мы приняли и сколь государству сдали, другую схему замутили. Пушнина не золото, а стоит, в натуре, как бы не дороже. И, главное, в быту нужная. Даже если обыщут, скажем, что на шубу собираем. Шубы-то не запрещены?
— Нет, вроде…
— И возить шкурки тоже не запрещено. Вывозить мимо таможни только нельзя, но там уже поди нас поймай, коли мы через границу ушли. А главное — как красиво, в натуре, все исполнили! Нашли два судна, которые контрабандой промышляли. Нюрка первая пошла. Вроде как за продуктами. Ксюху со мной оставила. За нами следили, но рассудили, что мать ребенка не бросит. Вернется по любому. А она раз — и на корабль! А мы — на другой. Баню затопили, для видимости, свет везде зажгли и на лошади, без телеги, тайком сквозь лес к реке где лодка была. И на той лодки вниз, к морю. Там, в условленном месте, на судно сели и через две недели в Форбург приехали. А Нюра не доехала…