На день погребения моего
Шрифт:
— Да, ты мне сделаешь одолжение, если ненадолго избавишь от необходимости сбивать эти кокосы.
На столе Тейна стояла открытая бутылка сливовицы, но он не предложил ни одному из них выпить.
— Что это? — спросил Киприан.
— Карта Австро-Венгрии.
— О, мне смотреть на нее сквозь увеличительное стекло?
— Какой тут масштаб? — пробормотал Бивис.
Тейн прищурился, чтобы прочитать надпись.
— Кажется, один к пятидесяти миллионам, если я правильно сосчитал нули.
— Немного сомнительно, по-моему, — проворчал Киприан.
— Вовсе нет, идеально для путешественника, думаю, последнее, чего человеку захочется
— Но эта штука слишком маленькая, чтобы кому-нибудь пригодиться. Это игрушка.
— Ну, я имею в виду, что эта карта достаточно хороша для Министерства иностранных дел, не так ли. Именно эту карту они используют. Решения чрезвычайной серьезности, судьбы империй, включая нашу, всё это — на основании вот этого издания перед вами, «Майор Б. Ф. Вамб, инженерные войска, 1901 год».
— Это, конечно, многое говорит о Министерстве иностранных дел, — Киприан холодно посмотрел на карту. — Взгляните на Вену и Сараево — между ними нет расстояния даже в полдюйма, не хватило даже места, чтобы написать их названия, написано только «В» и «С».
— Именно. Представляет всё буквально в другой перспективе, не так ли...почти в божественной, скажем так.
Интонация и выражение лица Тейна внушали Бивису беспокойство.
— Это обычно для Тейна, — позже заверил его Киприан.
— Нет-нет, он не волнуется, разве ты не видишь, никакие детали не имеют для него значения, не только карта — он знает, что мы не проживем достаточно долго для того, чтобы успеть ею воспользоваться...
Однажды утром Яшмин пришла в магазин на Марияхильфештрассе и увидела, что двери закрыты, фактически, закованы цепью, муниципальное сообщение о конфискации краской намазано на уцелевших окнах. Когда она вернулась в свою квартиру, домовладелица, не встречаясь с ней взглядом, попросила предъявить документы, удостоверяющие личность, утверждая, что не знает, кто такая Яшмин.
— Фрау Койлер, что происходит?
— Не знаю, как вы получили ключи от этой квартиры, но верните мне их сейчас же.
— Я получила их от вас — мы видимся каждый день, я всегда вовремя плачу за аренду, пожалуйста, скажите, что не так?
— Если это ваши вещи, я требую, чтобы вы упаковали их и съехали как можно скорее.
— Но...
— Мне вызвать полицию? Judensau. Вы все на одно лицо.
Еврейская свинья? На мгновение она слишком растерялась, чтобы быть в состоянии что-то понять. Конечно, Вена всегда была насквозь антисемитским городом — внутренняя часть, Ринг, Венский лес, если уж на то пошло, а в 1897 году официально правящей партией стала партия «Христианских Социалистов», которую возглавлял давно ненавидевший евреев Бургомистр, д-р Карл Лойгер. В прошлом году на всеобщих выборах партия также прошла на третий срок в Имперский совет. До сих пор у нее не было поводов обращать на это внимание — воздух, которым люди дышали в этом городе, позволял достичь уровня абстракции, когда фактическая национальность не имела значения.
— Wer Jude ist, bestimme ich,' as der sch"one, — любил говаривать Карл. — Это я здесь решаю, кто еврей.
Ненависть к евреям иногда была практически несущественна. Современный антисемитизм поистине вышел далеко за пределы чувств, стал источником энергии, страшной темной энергии, к ней подключались, словно к электросети, для особых целей, это был путь к политической карьере, фактор в парламентских прениях о бюджете, налогах, вооружении, в любом вопросе,
Киприан воспринял это не столь беззаботно.
— Ладно. Тебе опасно здесь оставаться. Во всяком случае, сейчас. Опасные люди у власти.
— Кто? Не этот ведь старый добродушный джентльмен.
— Не Габсбурги, конечно. Пруссофилы — вот кого я имею в виду. Поклонники могущества. Они хотят править до конца света. Но сейчас тебе действительно лучше вернуться в Триест.
Она рассмеялась.
— Закономерно. Здесь его называют городом евреев.
— О, в Вене, — ответил Киприан, — думают, что Шанхай — еврейский город.
— Ну, фактически..., — начала Яшмин.
КРИЗИС АННЕКСИИ всех заставил суетиться, даже Рэтти Макхью — его жизнь, подобно жизни других, в эти дни всё больше начала двигаться по расписанию поездов, ему пришлось уехать из Вены довольно далеко, чтобы встретиться с Киприаном в Граце, в отеле «Элефант».
— Простите, сейчас я больше ничего не могу сделать — этот Боснийский маринад и так далее.
— Не удивлюсь, если и Тейн что-то баламутит в вашей конторе.
Оба они курили, и возникшая между ними в итоге дымка создавала некое впечатление симпатии, которое каждый из них был готов принять без опасений.
— Среди моих коллег по конторе есть те, — признал Рэтти, — кто видел его и в других сферах деятельности. Начнем с того, что у него слишком много приятелей на Баллхаузплац. Ладно, у Англии и Габсбургов — общие интересы, прежде всего — Македония, как они продолжают себя уверять, теперь — с легкой грустью. Но у него есть ресурсы, он опасен, и сейчас даже деньги не помогут его сдержать.
— Его нельзя просто пристрелить?
— О боже.
— Всего лишь легкомысленная шутка, Рэтти. Думаю, ты с трудом это всё выдерживаешь — этот бесконечный кризис.
Они вышли из сада и брели по мосту к Мургассе, где находился автоматизированный ресторан.
— Балканский полуостров — столовая в пансионе Европы, — проворчал Рэтти, — опасно переполненная, вечно голодная, токсичная от взаимной неприязни. Рай для торговцев оружием и источник отчаяния для бюрократов. Мне хотелось бы сидеть за столом Китая. Но вы уже сыты информацией по горло, как погляжу.
— Ну, Турция в Боснии уже почти пять веков. Это магометанская страна, фактически — турецкая провинция. Это была военная база турков, когда они готовили Осаду Вены, и, конечно, Вена этого не забыла. Тридцать лет назад Австрия наконец-то смогла отомстить. Печально известная Статья 25 Берлинского трактата отняла Боснию у Турции и передала ее под австрийский «протекторат». Кроме того, австрийским войскам разрешалось стать гарнизоном в Нови-Пазар, наиболее дальней точке продвижения Турции на запад и на север вглубь Европы. Соглашение предусматривало, что однажды Австрия уйдет, и Турция восстановит свое владычество, но ни одна власть не спешила на это соглашаться. Всё казалось незыблемым. Но неожиданно в Константинополе эти Младотурки совершили революцию, и кто знает? Они могут потребовать фактического соблюдения договора! Поэтому Франц-Иосиф, по требованию гнусного Аренталя, превентивно издает рескрипт, присоединяя Боснию к Дуалистической Монархии. Вряд ли Сербия на это не отреагирует, а Россия должна поддержать Сербию, точно так же как Германия должна уважать свои обещания Австрии, и так далее, и так далее, три четверти суши и всеобщая Европейская война.