На дне глубочайшей из впадин
Шрифт:
— Неплохо, — сказал Касиад, — мне нравится ход твоих мыслей, Дэраэль. Ты прав, после тушения факелов в этом зале практически никого не бывает, кроме сторожихи.
— Неужели ты не знаешь способа задурить ей голову?
— Она меня не воспринимает, — Касиад погрустнел, — что хуже всего, она меня ненавидит. Всегда стремится огреть метлой и прогнать с глаз долой, хотя прекрасно знает, что я тут работаю, и часто получает выговоры от начальства за своё самоуправство.
— Я беру девушку на себя, — сказал Дэраэль решительно.
— Не прибегай к смертоубийству! — воскликнул Касиад, вскидывая кверху руки. — Ты сразу испортишь
— Я давно живу вне закона, — перебил его Дэраэль, — я знаю, как делаются дела, не пугайся. Просто с наличием этой бдительной сторожихи нашу встречу придётся отложить на некоторое время.
— Неужели нет хода, который мог бы вести… скажем, в зал шестой? Ты же помнишь, это зал, где переписывают население… там практически никого не встретишь даже в разгар дня, — голос Касиада звучал практически умоляюще, что было для него удивительным.
Дэраэль сокрушённо покачал головой.
— Нет, такой ход есть, и я даже знаю, как в него пробраться, но он начинается прямо напротив здания полицейского управления, и из левого переулка он хорошо просматривается стражей. Я не хочу рисковать понапрасну. Раньше я пользовался этим ходом, но сейчас, когда весь Сектор стоит на ушах, лучше не подавать виду, будто он существует на самом деле.
— Значит… надеюсь, что ты всё-таки сумеешь справиться с этой женщиной. Она сущая демонесса, ты просто её ещё не видел…
Дэраэль молча завернулся в плащ и выбрался из молчащей каморки. Глаза его, еле видные под низко надвинутым капюшоном, решительно горели.
Майту повертела в руках свою грубую глиняную миску. Улыбающаяся старуха-раздатчица, вопреки своему обыкновению, смотрела на неё практически с нежностью, и это выражение странно смотрелось на её затонувшем среди глубоких извилистых морщин лице. Майту неуверенно приняла миску и смерила ту оценивающим взглядом. В нос ей ударил неаппетитный запах плохо проваренной рыбы, крупно нарезанные куски которой тошнотворными комками возвышались среди ярко-красного соуса. Но в Отделе писцов такой обед был привычным; далеко не каждому удавалось получить и это: чтобы выбить себе место в бесплатно кормящихся, нужно было доказать свою крайнюю бедность, отстоять в очереди года два и основательно полизать башмаки вышестоящим особам. Майту согласилась и на такое унижение: с её точки зрения, лучше было бы перетерпеть пресмыкание в чужих ногах, чем постоянно бегать по помойкам с бурчащим животом, надеяться, что хоть сегодня попадётся съедобный огрызок или не совсем разложившийся труп животного.
— Порция больше обычной, — сказала она, глядя на старуху Масе, — ты точно хочешь отдать мне эти пятьдесят граммов?
Масе молча покачала головой. Майту глядела на неё с возрастающей подозрительностью.
— Может, ты хочешь какую-то услугу взамен? Или мне нужно тебе заплатить? Да говори же! — она закусила губу и сжала руки в кулаки. — Ты же точно чего-нибудь от меня потребуешь сейчас, я тебя знаю!
Толстые губы Масе отлепились друг от друга и снова шлёпнулись, соединяясь.
— Нет, — глухо сказала она, — иди, не задерживай очередь.
Позади Майту исходили от гнева пеной несколько писцов, девушка-уборщица и пожилой охранник. Она состроила им всем милую, слегка виноватую рожицу, поклонилась ниже принятого и поторопилась убраться, пока один из писцов не запустил в неё хлипкой табуреткой,
Майту всегда ела в зале, который охраняла: она не желала оставлять его без присмотра даже ненадолго, помня, как однажды Кайла вышла за похлёбкой, осталась в столовой, а, вернувшись, обнаружила в помещении разгром. Несколько весьма ценных документов были утеряны. За такое полагалась смертная казнь, ведь Кайла, подписывая трудовой договор, знала, что обязана защищать государственные бумаги ценой собственной жизни. И её действительно казнили: расстреляли, как только взошло солнце на третьи сутки после её ареста, а вор так и не вернул украденного. Майту не уставала напоминать себе об этом случае, ведь в то время, когда Кайла работала сторожихой, она была второй охранницей этого же зала. Её не наказали только потому, что в тот день её смена ещё не наступила.
Майту затворила за собой дверь и уселась на пропахший плесенью пол. Здесь уже сутки никого не было, как будто бы Правительству вдруг расхотелось переписывать старые свитки и сохранять историю государства. Майту не слишком интересовала политика, она хотела жить спокойно и ни во что не ввязываться. Но следовать своему плану не всегда удавалось.
Она опустила кусок хлеба, украденный на кухне, в миску и тяжело вздохнула. Желудок бурчал отчаянно, его глухие стоны разносились по всему гулкому пространству зала, хотя она уже съела всё, что дала ей бабушка. И тем не менее, хотя его вопли действительно были громкими, Майту всё же услышала тихий отзвук, похожий на шелест, за своей спиной. Это были шаги. Приближающиеся к ней мягкие, кошачьи шаги.
Она обернулась, инстинктивно хватаясь рукой за перевязь. Но та была совершенно пуста: ни свистка, с помощью которого она могла бы известить об опасности, ни короткого кинжала, ничего… Она увидела торжествующий блеск в тёмной глубине глаз склонившегося над нею человека — тот сжимал в руках её кинжал.
— Не это ли потеряла? — мягко спросил он, и лезвие осторожно коснулось её шеи.
Слёзы покатились по её щекам. Она вздрогнула на своём месте и ахнула, набирая в грудь воздуха.
— Помо…
А затем на неё навалилась темнота.
— Где Майту? — испуганно поинтересовался Касиад, пробираясь внутрь зала. Его глаза настороженно ползали по оплетённым паутиной стенам. — Неужели ты её?..
— И не думал, — Дэраэль спокойно махнул рукой влево, в наиболее густое скопление мрака, — она там, присмотрись внимательнее.
— Ты её отключил?
— Усыпил. Скажем так, нынешняя раздатчица работает на меня. На того меня, что носит фальшивое имя, — коротко пояснил Дэраэль. — Итак, что ты успел обнаружить? Касиад? Касиад!
Касиад осторожно подкрался к лежащей на боку Майту. Со стороны она напоминала просто тюк грязного белья, сваленный кем-то из неаккуратных писцов, проведших всю ночь за работой, и даже с близкого расстояния в ней трудно было угадать человека. Она практически не шевелилась: единственными её движениями были равномерное поднятие и опускание грудной клетки. Касиад осторожно дотронулся рукой до её бока и тут же отшатнулся.
— Она не встанет, — проинформировал его Дэраэль, наблюдающий за этими телодвижениями искоса, — в течение этого дня — уж точно.