На двух планетах

Лассвиц Курт

VII

НОВЫЕ ЗАГАДКИ

Грунте очнулся от своего беспамятства в комнате, устроенной точно так же, как та, в которой помещался Зальтнер, так кик обе они принадлежали к числу комнат, предназначенных для временного пребывания гостей, приезжающих с Марса на земную станцию. С ложа Грунте тоже ничего не было видно, кроме больших окон, за которыми колыхалось море, и ширмы, скрывающей остальную часть комнаты. Эта ширма была украшена ночным ландшафтом Марса с его двумя лунами: излюбленный художниками Марса световой эфект. Кроме того, на переднем плане ландшафта изображены были две фигуры, одна из которых указывала вдаль на особенно ярко светящуюся звезду, а другая рассматривала сильно увеличенное, точно на экране проекционного

фонаря, изображение этой звезды.

Грунте старался собраться с мыслями. Он лежал в теплой комнате, на удобной постели, в незнакомой ночной одежде. Никакой боли в ноге он уже не чувствовал, но не мог пошевельнуть ею, так как на нее была наложена неподвижная повязка. Он был очень слаб, но мысли были ясны, и никакого недомогания он уже не ощущал. Он мог свободно двигать головой, руками и верхней частью тела. Итак, значит, после падения в море, он был спасен. Но где же он теперь и кто спас его? Не попал ли он все-таки на остров и не являются ли островитяне его спасителями? Кто они и чего мог он от них ожидать? На этом вопросе сосредоточились все его мысли.

Он пошевелил руками, проверил дыхание, пощупал пульс, прислушался к шуму моря, - все явления природы не изменились, он несомненно находился на Земле, и все же существа, живущие здесь, не могли быть людьми. Его одежда, простыни, покрывала были сделаны из совершенно неизвестной ему ткани, и по ним Грунте не мог судить о том, кто приютил его. Но оставалась еще картина. Что было на ней изображено? Нельзя ли по ней разгадать, в чьей власти он находится?

Обе фигуры на картине изображали, повидимому, существа человеческой породы. Стоящая фигура, указывающая на звезду, представляла собою идеальный облик женщины, с поразительно большими глазами. Над ее головой мерцало своеобразное сияние. Был ли это символический образ, увенчанный ореолом? По ее одеянию, насколько вообще можно говорить о нем, трудно было сделать какие-либо выводы, - оно могло всецело зависеть от причуды художника. Сидящая спиной к зрителю фигура, рассматривающая изображение звезды, была одета в какой-то металлический панцырь. Представляли ли эти фигуры жителей полярного острова? Но сам ландшафт не был похож ни на один из земных ландшафтов. Значит, это было воспоминание о далекой родине жителей полюса. А если это так, то ведь две луны могут быть только на Марсе...

Значит, полюс населен обитателями Марса! Эта мысль уже являлась Грунте, когда он с воздушного шара рассматривал остров с его сооружениями и необычайной картой Земли. Но Грунте отстранил тогда эту мысль, как слишком фантастическую; он не хотел допускать таких неправдоподобных гипотез, пока еще мог надеяться на другое объяснение. Но когда шар был увлечен ввысь какой то необъяснимой силой, невольно снова пришлось вернуться к этой гипотезе. И теперь это чудесное спасение, эти странные ткани, эта картина!.. И какую же звезду наблюдали на этой картине? Он напряженно всматривался в увеличение этой звезды. Ярко освещенный узкий серн, остальная часть диска в тусклом полусвете, и эти темные пятна, и эта белизна на полюсах, - сомнения нет, это Земля! Такой должна - она казаться с Марса при большом увеличении; узкий серп, - часть земли в ярком солнечном свете, все остальное слабо освещено луной. Грунте уже не мог отказаться от мысли, что он у марсиан, - гость ли, пленник-ли, - как узнать?

Как же могли марсиане оказаться на Земле? На этот вопрос Грунте не мог ответить. Но если допустить эту возможность, то все остальные явления становились вполне понятными - и чудесное строение острова, и странное влияние, воздействовавшее на шар, и спасение, и устройство комнаты... Несомненно, гипотеза о жителях Марса была самой естественной,

И вдруг Грунте вздрогнул, потрясенный внезапным воспоминанием; его губы плотно сжались, между бровями легла глубокая складка, - он изо всех сил напряг свою память.

– Элль, Элль!..
–

пробормотал он. Что же именно сказал ему Элль, перед отправкой экспедиции? Фридрих Элль, друг Торма, поглощенный научной работой в городке Фридау и снарядивший на свои средства эту экспедицию, был ее идейный вдохновителем и душой международного объединения исследователей северного полюса. Элль и Грунте не раз обсуждали вопрос о том, каким образом могли бы марсиане завязать сношения с Землей. И Элль всегда говорил: если они придут, то они появятся или на северном, или на южном полюсе. Ведь в поезд входят на месте его стоянки, а не вскакивают на ходу. Кто знает, что вы еще увидите на полюсе! Кланяйтесь от меня... Кому? Вот это-то слово он и позабыл! Тогда он не придал ему никакого значения. Никогда нельзя было понять, шутит ли Элль, или говорит серьезно... "Кланяйтесь от меня"... Нет, он не мог вспомнить этого слова! Но он отлично помнил, как был взволнован Элль однажды вечером, когда о жителях Марса заговорили, как о сказочном вымысле; как он внезапно оборвал разговор.

Размышления Грунте были прерваны. За картиной, изображавшей марсианский ландшафт, послышались голоса. На каком языке они говорили? Грунте не знал его, он не понимал ни слова.

Там, за ширмой, скрытая от Грунте, уже давно томилась Ла. Ей было мучительно переносить земное тяготение, и поэтому она неподвижно лежала на диване. В этот миг с трудом вошла Зэ и тотчас в изнеможении села подле нее.

– Как поживает бат?
– спросила она.

– Право, не знаю, - отвечала Ла, - оттуда не доносится ни малейшего шороха, - а нельзя же требовать, чтобы я сама, при таком давлении, отправилась к нему.

Так уменьшим давление, - воскликнула Зэ и взялась за рукоятку абарического прибора.

– Но Хиль запретил это, - возразила Ла.
– Мы можем повредить больному.

– Ничего! В комнате у другого бата я проделала то же самое. Это можно делать без вреда для них, только ненадолго. А ты его уже кормила?

– Конечно нет, разве я могла!

А между тем, это необходимо, Хиль того же мнения. И хотя бы на это время мы должны быть в состоянии свободно двигаться... Итак, на мою ответственность!..

Зэ повернула ручку аппарата и установила нормальное марсианское тяготение. Обе они встали и с облегчением вздохнули.

Как раз в эту минуту Грунте хотел пошевельнуться, но его рука поднялась гораздо выше, чем он ожидал. Он тотчас повторил это движение и убедился, что все его тело, а также и покрывало на его постели сразу стали значительно легче. Он оглянулся, разыскивая глазами, что бы такое ему швырнуть кверху, чтобы исследовать это чудесное явление. Тут он увидел на полке над кроватью несколько своих вещиц, очевидно, вынутых из его карманов. Так как теперь, несмотря на повязку на ноге, он с легкостью мог приподнять тело, он взял свой перочинный нож и, подняв его как можно выше, выпустил его из рук. Грунте мог свободно следить за его падением; только через секунду нож коснулся пола. Грунте мысленно измерил высоту падения и подумал: сила тяготения уменьшилась и стала приблизительно втрое слабее обычной; такой она должна быть на Марсе... И снова вспомнились ему слова Элля: "Освободиться от тяжести, это значит покорить вселенную".

Услышав легкий шум, вызванный падением ножа, Зэ отодвинула ширму и вместе с Ла приблизилась к Грунте. Его внимание уже давно было отвлечено от ширмы, и поэтому он испуганно вздрогнул, когда внезапно увидел перед собою двух прекрасных марсианок. Это женское общество ужасало его; ему приятнее было бы оказаться даже среди враждебно настроенных дикарей. А к тому же еще он почувствовал прикосновение нежных пальцев, - Зэ погладила его по голове... Он невольно оттолкнул ее руку.

– Бедный человек, - сказала Зэ.
– Он еще совсем вне себя. Надо, прежде всего, дать ему попить.
– Она снова положила ему руку па лоб и сказала: