На фарватерах Севастополя
Шрифт:
И перед всеми бойцами стояла задача - отстоять Севастополь любой ценой. Стоять насмерть, но не пропустить врага!
Снова загрохотали пушки наших береговых батарей: капитана Матушенко, Александера, бронепоезда «Железняков» и зенитных орудий.
Удары авиации и артиллерийский обстрел все эти дни не прекращались. Но люди уже приспособились к обстановке. Иногда в паузах между двумя разрывами бомб вдруг откуда-то из угла убежища или из-за перегородки «каюты» доносился чей-нибудь мирный храп. Мы научились спать и под артиллерийским обстрелом и под бомбежкой. У нас выработался своеобразный иммунитет, и, несмотря на грохот снарядов и взрывы
– Молодчинки, - говорил в этом случае контр-адмирал Фадеев, которому никогда не сиделось под бомбежкой. В самые трудные минуты он обходил подразделения или звонил, спрашивая: - Ну как, держитесь? Ну, хорошо, я вам еще позвоню! [99]
В противоположность контр-адмиралу начальник штаба Морозов целиком был погружен в штабные дела, и до того, что практически никуда не выезжал, почти никогда не покидал КП. Тем не менее Морозова уже хорошо знали на всех батареях береговой обороны. Он организовывал с ними взаимодействие, когда мы принимали корабли, идущие по фарватерам в Севастополь. Морозов мог любезно позвонить на батарею вечерком и задать кодированный вопрос:
– Ну как, хватает еще «огурчиков»? А то мы ожидаем, скоро «рыба» приплывет!
А уж если действительно кораблям и катерам-охотникам, стоявшим в бухте, становилось невмоготу от вражеских артиллерийских снарядов, контр-адмирал обращался к генералу береговой обороны Моргунову, и тогда, грозно ухая, открывали огонь наши двенадцатидюймовые батареи.
Толчки воздуха от выстрелов башенной батареи были настолько сильны, что деревянная дверь каюты адмирала при каждом выстреле вздрагивала и то открывалась, то закрывалась.
У нас на КП все любили мощный огонь батарей береговой обороны. Однажды утром или днем, когда трудно было определить в полутемном подземелье, который час, я проснулся от того, что куски каменного потолка от сотрясения обвалились мне на подушку. Пробуждение было не из приятных, но, открыв глаза, я увидел знакомую обстановку КП. Я теперь жил на КП, так как напряженная работа требовала постоянного моего присутствия здесь.
Какие- то непривычные звуки привлекли мое внимание. Приподнявшись, я рассмотрел, что у противоположной стены тоннеля, весело фыркая и отдуваясь, умывается над тазом крепко сложенный мужчина среднего роста, с наголо бритой головой. Ему поливал наш бессменный телефонист, помощник и вестовой старший матрос Чиликов. И по тому, как незнакомый мужчина вытирал шею и грудь, как размашисто ходил по узкому помещению КП, видно было, что человек и в этой новой для него обстановке чувствует себя спокойно и уверенно. Я смотрел на него, и мне показались, будто я его уже где-то видел. Через минуту понял, что он чем-то похож на комбрига Котовского. Только был он не с шашкой и не в черной, шатром накинутой бурке, а в морском кителе с нашивками полкового комиссара на рукаве. [100]
Иван Иванович, бодрствовавший целую ночь как оперативный дежурный, заметив, что я проснулся, подошел и тихо сказал мне:
– Это новый комиссар!
Сказано это было с той приподнятостью, которая свойственна была Ивану Ивановичу, когда ему что-либо нравилось. Он был натурой непосредственной и увлекающейся, свое мнение высказывал немедленно, часто в резкой форме. Мне сразу стало ясно, что комиссар пришелся ему по душе.
Андрей Савельевич Бойко плавал до прихода к нам на эскадренных миноносцах, любил море и морскую службу, чем несказанно расположил к себе
…К нам ежедневно с Кавказа приходили корабли, а все подходы к Севастополю с моря были плотно прикрыты минами. Оставались лишь узкие фарватеры, причем прибрежный фарватер с юга от мыса Сарыч простреливался немецкими батареями. Поэтому с наступлением устойчивой зимней погоды тральщики и катера-охотники приступили к тралению, расширению основного фарватера, который вел прямо с моря к Херсонесскому маяку.
Каждое утро тральщики выходили в море. Суровым становится море зимой. Мин и минного поля не видно под зыбкой холодной водой, но оно лежит, заштрихованное квадратами, на карте флагманского штурмана Ивана Ивановича Дзевялтовского. На мостике головного тральщика контр-адмирал Фадеев, командир соединения тральщиков, горячая голова, безрассудно смелый и энергичный капитан-лейтенант Леут и флагманский штурман Дзевялтовский, штурман дивизиона Чугуенко. Вместе с контр-адмиралом первый раз на тральщиках выходит и полковой комиссар Бойко.
Андрей Савельевич Бойко уже обошел отсеки и боевые посты тральщика, познакомился с людьми. Он побывал в машинном отделении и поговорил с дизелистами, присутствовал на юте при приготовлении трала к постановке, наблюдал за работой штурмана, ведущего прокладку.
На ходовой мостик корабля Бойко поднялся веселый и довольный. Улыбаясь, он сказал контр-адмиралу:
– Знакомый народ повстречал на корабле. Я службу на Черном море еще краснофлотцем в 1926 году начинал! Такие знаменитые тральщики были: «Джалита» и «Доротея»! [101]
– Как же, помню, - отвечал Фадеев.
– А я на «Коминтерне» вахтенным начальником, а затем штурманом был. «Коминтерн» в те годы флагманом ходил. Значит, и ты. Андрей Савельевич, старый черноморец, - говорит комиссару Фадеев.
– Ну, а как же!
– отвечает Бойко, - я на миноносцах потом долго плавал. Траление начинается. Построившись попарно, тральщики выбрасывают с кормы стальной трос с острыми ножами-резаками и начинают движение. Этим тралом они должны захватить, как сетью, поставленные на заданное углубление якорные мины.
На носу кораблей стоят впередсмотрящие матросы. Иногда мины становятся не на заданное углубление, и тогда тральщик может наскочить на якорную мину. Но такова уж работа тральщика. Он первым из кораблей должен пройти по минному полю, разрядить его, прорубить в нем фарватер, обвеховать его, и пойдут потом по нему корабли. И при подходе к побережью, занятому противником, где всегда может быть выставлено минное поле, впереди боевых кораблей идут тральщики, расчищая дорогу эскадре.
Рулевой удерживает корабль на заданном курсе, ритмично работают дизели. Оглянувшись назад, Иван Иванович видит пенистую дорожку от винтов. Красные буи, как дельфины, ныряют за кормой слева и справа, они поддерживают в воде натянутый трал.
На корме у динамометра вахтенный матрос внимательно следит за прибором и каждую минуту докладывает на мостик.
Но вот вздрогнул трал, стальные ножи-резаки захватили трос, соединяющий мину с якорем, и с ходу подсекли его. На корабле слышен легкий, еле заметный толчок, и далеко за кормой всплывает из воды мина. Она отскакивает от минрепа, как отрубленный кочан капусты. Всплеснув на волне, мина на мгновение снова исчезает под водой, потом опять всплывает и медленно покачивается на поверхности воды, неуклюже кланяясь рогами.