На фарватерах Севастополя

Дубровский Владимир Георгиевич

В 7.00 вошли в базу транспорт «Белосток» и тральщик «Взрыватель» и транспорт «Курс» на буксире у тральщика «Щит».

Ну и хорошо, раз все закончилось благополучно.

Глава девятнадцатая

Лютый декабрьский день был на исходе, когда катер-охотник лейтенанта Баженова вернулся из дозора. Смена пришла поздно, уже начало темнеть. И сам Баженов и весь его экипаж основательно измотались. Зимний шторм бушевал где-то в центре Черноморского бассейна, а туда, где стоял в дозоре катер-охотник,

доходила тягучая мертвая зыбь, валившая катер с борта на борт в течение суток.

Корабль в дозоре, как часовой на посту, должен внимательно и зорко за всем следить. Он первым должен обнаружить еще на подступах к базе надводные корабли противника, его самолеты, его подводные лодки и сообщить обо всем в базу. Он обязан не только предупредить своевременно, но и задержать врага, если необходимо, навязать ему бой, пока не подойдут поддерживающие силы - большие надводные корабли и дежурные самолеты.

Дозорный корабль находится за минным полем. Сотни якорных мин, невидимых в толще воды, темные шары с растопыренными пальцами взрывателей медленно колышутся в глубине на длинных стальных тросах у чугунных якорей, зарывшихся в грунт.

Дозорный корабль должен следить, чтобы противник не протралил наше минное поле. Но минное поле угрожает и тому, кто его ставил. Мины стерегут подступы к берегу, не пропуская никого. От бесконечного движения воды, как живые, шевелятся они, словно разговаривая и кланяясь друг другу. Тонкие стальные тросы от едкой соленой коды, от постоянного движения мин становятся непрочными. И часто после штормов, срываясь с тросов и якорей, мины всплывают на поверхность моря. На них уже надеты разноцветные одежды из морских ракушек и водорослей, они [118] отпустили себе мшистые зеленые бороды и, гонимые ветром и волной в штиль и особенно в непогоду, блуждают по бесконечным морским просторам. Горе тому кораблю, который в шторм или в тумане, а еще вероятнее ночью, наскочит на эту блуждающую смерть. Мгновенный взрыв, и яркое пламя вспыхнет в ночи. Разрушительную силу русских якорных мин уже не раз испытали иноземные морские захватчики.

Дозорному кораблю надо зорко смотреть, чтобы не наскочить на всплывшую мину, а, обнаружив ее, уничтожить.

В ночь, когда катер ошвартовался в базе, экипажу был предоставлен отдых. Лейтенант Баженов хлопотал о береговой бане, когда его вызвали в штаб.

В подземной штольне горели электрические лампочки, освещая небольшой стол и разложенные на нем карты. За столом сидел контр-адмирал Фадеев, а возле него командир звена И. Соляников, политрук звена И. Черных и командир катера № 041 И. Чулков. Здесь же были штурман дивизиона К. Воронин и молодой, с черными усиками офицер, который что-то докладывал контр-адмиралу. Баженов узнал в нем офицера разведки из штаба флота.

«Что ему надо?
– подумал Баженов.
– Неужели опять идти в эту гиблую пропасть, в темное холодное море…»

–  Ну как, Баженов, отошел немного, обогрелся?
– спросил его комиссар Моисеев, входя на КП.

По красному и обветренному лицу Баженова видно было, что, хотя он и устал, но недавно добротно поужинал и сейчас снова был в рабочем состоянии.

И Баженов как бывалый солдат ответил бодрым голосом:

–  Так точно, товарищ комиссар, отдохнул маленько!…

Комиссар и лейтенант великолепно понимали друг друга, понимали, что экипаж катера очень нуждается в отдыхе, но еще более необходимо было послать катер сейчас же в море.

Контр- адмирал Фадеев, по-прежнему не поднимая головы от карты, подозвал к себе командира звена Соляникова и коротко, как о давно решенном, сказал:

–  Надо пройти на катерах-охотниках незамеченными вдоль побережья, занятого противником, и высадить разведывательную группу за линией фронта прямо в Евпаторийский порт. С вами пойдет группа разведчиков во главе с капитаном Топчиевым и батальонным комиссаром Латышевым. Вы назначаетесь старшим. Задание ясно?

–  Так точно, - ответил Соляников; новое задание его заинтересовало. [119]

Перед выходом в море на катер к Баженову пришел полковой комиссар Моисеев: он часто ходил на ответственные задания.

Баженов понимал, что его посылали потому, что катера охотники излазили все побережье, особенно от Севастополя до Одессы и Кавказа, и могут выйти в любой пункт берега, в любую беспросветную ночь, смогут найти нужную бухту или укрытие. Все они знали, в какой бухточке, не обозначенной на карте, можно укрыться от непогоды и в какой лощине или балке можно достать пресную воду.

Вышли тотчас же. Без единого огонька, на малом ходу, с опущенными в воду глушителями, катера-охотники № 0141 и № 041 шли курсом на север, мимо крутых берегов, смутно угадывающихся в темноте. Баженов, стоя на мостике своего корабля, видел огнедышащую линию фронта, неспокойную и ночью, с мелкими вспышками выстрелов и светом ракет. Он видел перед собой ту живую линию фронта, которая в виде красно-синих полос была обозначена на карте контр-адмирала и за которую им надо было пробраться и высадить разведывательную группу.

На море было тихо, светила неяркая луна и медленно падал пушистый снег. За северным обрубистым мысом луч прожектора с берега, занятого противником, неожиданно разрезал темноту и лег на катер-охотник Баженова. В голубовато-белом свете прожектора бежали свинцовые гребешки мелких волн с горящими на них огоньками. Студеные волны дымились, и нити испарений таяли в луче прожектора. Находившимся на верхней палубе катера матросам казалось, что их обнаружили.

Но Баженов, застопорив машины, развернул катер носом на прожектор, что изменило силуэт катера, и простуженным голосом, не торопясь, сказал:

–  Спокойно, без паники, мы на пределе видимости, с берега нас не должны обнаружить.

Рядом с Баженовым на мостике стоял капитан Топчиев. Не вмешиваясь в распоряжение командира, он внимательно всматривался в едва чернеющий на востоке берег, занятый противником.

«Заметили нас или нет? Если заметили, то вся операция идет насмарку!
– мучительно думал капитан.
– Сейчас загрохочут немецкие береговые батареи».

Луч прожектора беспокойно дрожал еще несколько секунд на месте, потом побежал влево, затем вправо и погас. Стало еще темнее, чем было.