На фига попу гармонь...
Шрифт:
А где-то там, глубоко под землей, он видел чертей, растапливавших котел и точивших на него свои вилы.
Человек в плаще поднял глаза вверх, к небесам, и заслушался заливистыми переборами божественной гармони.
Когда глаза его опустились к земле, смуглые черти в коротких штанишках, из-под которых торчали волосатые ноги, были тут как тут, и хромоногий чертенок чего-то говорил уродливому чертяке с опаленными адским пламенем бровями и волосами, тыча в него пальцем.
– Педро, сюда опять прется этот юродивый, –
Не ожидавший уже от людей ничего хорошего, Педро подобрался, впившись взглядом из-под обожженных ресниц в кабалистические знаки на перламутровых планках инструмента.
– Клянусь колумбийским святым Хулито-конопляником, это тот самый музыкальный аппарат, о котором говорил наш босс, – выдернул из-под шорт остро отточенное мачете, лезвие которого было всего на сантиметр короче его штанишек.
Остальные латиносы тут же последовали примеру своего бригадира. Огнестрельное оружие в вояж по огородам они не брали.
– Повылазила нечисть из недр земных, – бережно положил у ног гармонь человек в плаще и, раздвинув полы своего одеяния, с сатанинской ухмылкой выхватил оттуда изогнутую казацкую саблю.
«Так я и думал!..» – тяжело вздохнул Педро, отпрыгивая метра на два от маньяка.
То же самое проделали его подельники.
– Окружай длинного! – скомандовал он, сам, однако, не спеша нападать.
«Запрыгали бесы на сковородке!» – махнул саблей человек в плаще, и один из латиносов схватился за порезанный живот.
– Что, брюшко поцарапал? – нежным голосом поинтересовался обращенный маньяк, размахивая над головой саблей и с придыханием декламируя: – Бедный бегемотик, схватился за животик… у бедных бегемотиков, животики болят… – юлой крутился вокруг своей оси, отбивая выпады противника, и, обманув погорельца, отмахнул у него половину указательного пальца на правой руке.
– А-а-а! – взвыл несчастный Педро, выронив мачете, которое, упав, отрезало ему кончик мизинца. – Бейте его-о! – вопил бригадир, прыгая на левой ноге и дрыгая правой.
Наслаждившись страданиями своего шефа – не одному мне хромать, – кучерявый латинос, когда враг повернулся к нему спиной, ловко метнул мачете.
– И ставя-а-т… и ставя-а-т… им градусники-и… – растягивая слова, произнес человек в плаще, чувствуя, как по спине струится кровь.
Мишаня, прежде чем идти в свою сторожку, решил подкупить в шопе джин-тоника, но дойти до него не успел, потому как его отвлекли боевые крики сражающихся и вопли раненного бригадира.
«Что там происходит? – сморщил мозги. – Наверное, Барабас приехал», – решил он, направляясь в сторону гама-тарарама.
«Мать честная! Аж клинья клинит…»
– Скажите, пожалуйста, чем вызван весь этот сыр-бор? – вежливо обратился к визжащему на
«Ведет себя, как глухонемой певец», – оскорбился Мишаня.
– Чего орешь, как пьяный карась? – рявкнул на бригадира и тут увидел, что у того отсутствуют кончики пальцев.
– Со-о-се-е-д?! – услышал он голос человека в плаще. – Бери гармонь, а я их задержу… Отдашь потом батюшке… Его струмент…
Восприняв просьбу как команду, Мишаня звезданул кулаком несчастного прыгуна, ловко вывернул руку хромоногому латиносу и схватил гармонь.
– Беги в тот проулок! – задыхаясь и почти теряя сознание, выкрикнул человек в плаще.
– Десант ни от кого не убегает! – гордо на бегу сообщил Мишаня, примечая, как вся шатия-братия, оставив в покое казака, ринулась за ним.
«Ну почему я не прихватил парочку гранат?» – что есть мочи чесал он к мосту. Дикая орда, визжа и подвывая, неслась за ним.
Пробегая мимо избы деда Пашки, Мишаня заметил любопытные лица его квартирантов, наблюдавших из-за забора за погоней. Особенно их заинтересовал предмет, который тащил убегающий.
– Гав… гаврмонь! – прогавкал, делая стойку, Джонни-Дорофей.
– О’кей! Не первый год замужем, – бросил лопату Джинн-Толик. – По-моему, на ее планках нанесены какие-то оккультные знаки… Может даже, – «икс» с «игреком», – разволновался землекоп, наблюдая, как какой-то латинос с перевязанными обрывками платка рукой и ногой догоняет убегающую шоблу на расхлябанном велосипеде.
«Авто, никак, у деревенского «шопа» позаимствовано», – подумал он, спрыгивая в глубоченную ямищу.
– Что тут за вопли-сопли? – вышел на шум удаляющейся погони боевой пенсионер. – Иномагки догожают, догожают «жигули», Чегномыгдина гешенья пгocтотою довели, – пропел, глядя на удаляющегося велосипедиста. – О-о-о! Вместительное хранилище… – похвалил рукотворный туннель дед Пашка. – Лет двести нам с бабкой заполнять придется… внучек, конечно, поможет, – потрепал по щеке подошедшего к нему юного Павлика, уплетающего огурец, и погладил по голове потершегося о его ногу мутанта Дорофея.
– Да-а! Это тебе не хухры-мухры! – назидательно надавил на нос беспородной псине.
Джонни-Дорофей, усевшись, надолго задумался над «хухрами» и «мухрами», отстраненно перебирая колорадских жучков.
«А еще дедушка говорил про какой-то ексель-моксель… – потряс лохматой башкой. – Вот бы все это увидеть… – мечтательно подумал он, – особенно Кудыкину гору…
В Америке разве на это полюбуешься?..
А тут есть даже хрен в золотой оправе… Не в Шалопутовке, конечно, в Москве это чудо находится. И еще ширли-мырли… По словам дедушки, где-то совсем рядом ходят Шерочка и Машерочка… Семь чудес света – и все в России. Замечательная страна!..»