На главном направлении(Повести и очерки)
Шрифт:
Пламя на бугорке взметнулось еще выше и бросилось вперед. Сквозь огонь Косте плохо было видно, как и куда повел за собой горящий человек поднявшихся в контратаку гвардейцев. Он только видел, как через всю пылающую площадь, по горящей земле ринулись большие группы гвардейцев, словно их не брал огонь, словно они были из кремня. А потом до Костиного слуха донеслось нарастающее «ура!». Грозное и мощное, оно катилось все дальше и дальше.
Броситься бы вслед за гвардейцами, да нельзя: туда же потянутся и малыши… Однако надо узнать, кто же выскочил из-под этой кучи щебня
Узнал об этом Костя, когда стих бой, — вечером перед сумерками, когда возле невысокого бугорка, где была вырыта свежая могила, состоялся митинг.
Костя увидел сначала Александра Ивановича, затем Титова и только не мог найти Зернова. Но вот все повернули голову в сторону переднего края. Оттуда по глубокому ходу сообщения шли гвардейцы. На скрещенных винтовках они несли покрытого шинелью погибшего товарища. Несли скорбно, тяжело. И когда положили его на бугорок свежей земли и сняли шинель, чтоб попрощаться, Костя увидел на обгоревшей груди героя обуглившиеся, но сохранившие свои оттенки полосы морской тельняшки. Это был Зернов. Его нельзя было узнать в лицо, но это был он — огромный, хоть огонь и старался скоробить его тело, сильный и такой могучий, что, казалось, встань он снова во весь рост, топни ногой — и земля покачнется.
— Товарищи!.. — Титов приподнялся с носилок. В руках у него была красная книжечка. — Это партийный билет на имя Зернова Михаила… Мы не успели вручить тебе, наш дорогой товарищ, этот билет, но ты погиб коммунистом. Твой подвиг будет всегда освещать и согревать сердца патриотов Родины! Вечная слава тебе, Михаил Зернов…
Воины полка склонили головы. Прозвучал прощальный салют.
Костя стоял возле Титова, и ему казалось, что вот сейчас зазвучит рояль, на котором играл Зернов. Но рояль молчал. А немецкие танки все еще горели, корчились от огня.
Прошло еще две недели.
Ребята по-прежнему жили в трансформаторной. К ним из санитарной роты пришла мать Лизы. Надежды на восстановление ее зрения не было. Вытекшие глаза остались закрытыми на всю жизнь. Прислушиваясь к тому, что делают ребята, она ко всем относилась одинаково, иногда даже больше и строже спрашивала со своей дочери. Ее сразу полюбили все — и Петя, и Ваня, и Гира. Костя же был знаком с ней давно и относился к Лизиной матери с искренним уважением. Ему было очень жалко, что эта добрая и умная женщина осталась без глаз. Как-то у Пети сорвалось с языка: слепая — и нечего, мол, ее спрашивать о всяких пустяках. Костя схватил его за грудки, подтянул к себе и молча тряхнул так, что тот прикусил язык.
Все чаще и чаще стал приходить в трансформаторную Александр Иванович. Он похвалил Костю за радиокружок. Знакомясь с устройством радиоламп, трансформаторов, наушников, микрофона, ребята практически познавали законы физики, химии, вникали в существо электрических явлений и радиотехники.
— Знаешь что, Костя, давай эту рацию приведем в полный порядок и отнесем командиру полка, — как-то вечером, перед сном,
— Правильно, я тоже пойду, — поддержал его Петя.
— Но ведь рация только принимает. Передатчик нам не наладить, — возразил Костя.
— Этого ни один радист здесь не сделает. Надо на заводе, — как бы оправдывая Костю, сказал Петя.
— Значит, это наш плюс, — заключил Ваня и с азартом настоял: — Идем, ты же не трус. Идем…
Костя подумал и согласился.
— Только вы первыми начинайте просить. Да не прямо, а так — сначала про пушки, а уж потом и насчет радистов.
— Ладно, я начну первым, — вызвался Петя, боясь, что Ваня не возьмет его в компанию.
Едва скоротав ночь, еще задолго до рассвета, Ваня, Петя и Костя тайком от девочек ушли к командиру полка.
— Значит, кто же из вас артиллеристом решил быть? — внимательно выслушав ребят, спросил Титов.
— Мы же об этом прямо не говорим, мы только спрашиваем, можно ли нам ходить на батарею, — сказал Петя.
— Кому это нам?
— Ну, Косте, Пете и мне, — с нетерпением пояснил Ваня. Костя пока молчал.
— Нечего там сейчас делать, снарядов нет, расчеты заняты другим делом, неинтересно, — заметил командир полка. — А то еще Костя вздумает посмотреть, что делается за передним краем, но пуля тут как тут — и нет вашего друга.
Костя понял намек и ответил:
— Что я, глупее всех?
В это время из-за перегородки послышался голос Александра Ивановича:
— Костя, говори прямо: зачем пришел?
Эти слова смутили мальчишку, а командир полка, будто ждал такой помощи, улыбаясь, позвал к себе Фомина:
— Александр Иванович, я думал — ты спишь. Заходи, заходи! Меня тут атакуют, штурмом хотят взять.
— Не спится что-то, — сказал Фомин, входя в отсек.
Костя насупился: «Теперь они вдвоем окончательно осмеют меня за разведку».
— Так, значит, вы решили ходить на батарею, а дальше что? — спросил Титов, вернувшись к прерванному разговору.
— Да нет, я просто так сказал, — пояснил Петя, глядя на рацию: вот, мол, рацию отремонтировали, значит, понимать надо, мы уже радисты, а про батарею так, для начала затеяли.
— Он «просто так сказал» потому, что не откровенно, — заметил Фомин.
— Вот это, пожалуй, верно, — подхватил Титов. — Например, ты, Ваня, кем хочешь быть: наводчиком? командиром орудия?
Этот вопрос поколебал Ваню, и он, забыв про условие, вдруг высказал свое сокровенное желание:
— Хочу быть командиром орудия!
Титов и Александр Иванович переглянулись и, чувствуя, что Ваня вот-вот заплачет, решили поддержать его. Сначала они говорили, что враг будет разбит. Для этого у советского народа есть все необходимое: и армия, и ее кадровый состав, и техника, и многое другое. Затем Александр Иванович коснулся выдержки и сказал об умелом использовании техники и заметил, что одним желанием врага не возьмешь.
Костя слушал и не мог понять, почему они так подробно объясняют. Неужели решили взять Ваню в артиллеристы?