На горе Четырёх Драконов
Шрифт:
На языке сурков Свирьку звали совсем не Свирькой, а как-то по-другому. А имя ему дали уже потом люди. Это произошло после того, как Свирька попал в беду.
Как-то он решил прогуляться и ушёл далеко от своего домика. Он бежал среди ковыля, беззаботный и весёлый, останавливался, нюхал травинки, становился на задние лапки и снова бежал вперёд. Внезапно он услышал грохот. Какое-то непонятное чудовище с круглыми красными ногами встало рядом с ним. Свирька коротко свистнул, заметался, ища, куда бы убежать, и тут почувствовал, что его крепко схватили
Тракторист дядя Ваня приоткрыл край своей куртки:
— А ну, лезь за пазуху, дрожишь весь, — сказал он добродушно и почесал сурчонка за ухом. Потом сел за руль трактора, и машина побежала по дороге.
Тракторист направлялся в мастерскую на центральную усадьбу.
Испуганный Свирька притаился. Ему было тепло под курткой. Но маленькое сердце билось, охваченное страхом. Бедный Свирька! Ему никогда не приходилось ехать куда-то в неизвестность на громыхающей машине.
Дядя Ваня сдал трактор механикам, а сам отправился домой обедать. Петя и Шура выбежали навстречу отцу. Он закрыл за собой дверь и сказал весело:
— А что я вам принёс, ребята!
Он распахнул куртку и осторожно вытащил оттуда тёплый сжавшийся комочек.
— Сурок! — восторженно закричал Петя. — Как же ты его поймал, папа?
— Он не слушался, наверное, своих родителей, — весело объяснил отец, — и отправился гулять без спросу. Я подъехал неожиданно и взял его врасплох.
— Мы назовём его Свирькой, — заявил Шура, — помнишь, как того ежа, который живёт у бабушки в деревне!
— Свирька так Свирька, — согласился отец, — а теперь давайте покормим его чем-нибудь, он, наверное, проголодался.
Свирьке накрошили хлеба на бумажку и положили комок рассыпчатой гречневой каши. Сначала он недоверчиво обнюхал всё и забился в уголок. Но потом, когда все сели к столу, Свирька осмелел. Каша пахла так вкусно, и он осторожно, крупинку за крупинкой, принялся подбирать её.
Постепенно Свирька освоился, привык к новому жилью. Он даже выходил гулять с Шурой и Петей во двор, вместе с ними возвращался в комнату и, смешно подпрыгивая, бежал к своим блюдечкам, наполненным едой, которые стояли в отведённом для сурчонка уголке.
Одно только тревожило Шуру. Морща веснушчатый носик, она взволнованно спрашивала отца:
— Папа, а почему он ничего не пьёт? Ничегошеньки: ни воды, ни молочка?
— Сурки к воде непривычные, — отвечал отец, — живут они в степи, где палит солнце, где воды очень мало. Если дождь пойдёт или роса появится, полижут водяные капельки, им и хватает.
— А они не вредные, сурки? — спрашивала Щура. — Они не будут нашу пшеницу есть?
— И к зерну сурки непривычны. Едят они всякие сорняки, травку, которой в степи много. А зерно — это для них новая еда, незнакомая. С опаской они к ней относятся. Не вредный это зверёк, а даже полезный. Из сурковых
За лето Свирька очень привязался к ребятам. Но когда им надо было идти в школу, сурку пришлось расстаться с новыми друзьями. Отец сказал Шуре и Пете:
— Через несколько дней вам в школу. Поедете в интернат в новый совхоз. А мы с мамой тут остаёмся работать, и нам не до сурка. Отпустим Свирьку домой. Как раз в ту сторону машина с зерном идёт.
— А почему его нельзя выпустить тут? Ведь кругом такая же степь? — спросила Шура.
Но отец отрицательно покачал головой:
— У сурков свои законы. Они живут большими семьями. Если мы выпустим Свирьку тут, неподалёку, он погибнет. Местные сурки ни за что не примут чужака, растерзают его. Поэтому, когда я поймал Свирьку, я заметил то место и подкатил к обочине дороги большой камень, чтобы не забыть Свирькин дом.
Так и порешили отвезти Свирьку домой.
Ребята забрались на мешки с зерном, и машина тронулась. Отец примостился на борту и внимательно глядел на дорогу. Неожиданно машина остановилась.
— Вот он, мой камень, — сказал отец, спрыгнул с машины и подхватил Шуру. Петя соскочил сам.
— Я за вами заеду на обратном пути, — пообещал водитель, высовываясь из кабины.
Машина уехала, а они втроём остались на дороге. Впрочем, не втроём, а вчетвером. Потому что Свирька, как и весной, сидел у отца под курткой. На этот раз он не боялся. Привыкший к людям, он спокойно спал и даже смешно похрапывал во сне.
— Как удивятся сейчас его папа и мама, — сказала Шура и вздохнула, — вернулся их сын.
— Он, наверное, расскажет им много интересного про наш дом, — добавил Петя.
Папа засмеялся:
— Как жаль, что мы не знаем языка сурков и не услышим Свирьку. Он, может быть, стал таким же хвастунишкой, как Петя, и расскажет им что-нибудь лишнее.
Петя засопел и хотел уже было обидеться, но в это время отец приложил палец к губам:
— Тише, слушайте!
Ребята притихли. Над степью нёсся какой-то странный звук. Он то замирал, то опять звенел в ушах, точно кто-то играл на дудочке. Короткие переливы, потом опять тишина, потом опять переливы…
— Сурки свистят, — объяснил папа, — вот видите, они стоят посреди степи как часовые, смотрят вокруг и посвистывают.
Может быть, поэтому казахи никогда не обижают сурков и называют их своими младшими братьями.
Свирька вылез из-под куртки и сидел теперь у отца на плече, глядя на степь. Его маленькие круглые, как бусинки, глазки отражали солнечные лучи.
— Он понимает, что вернулся домой! — закричала Шура. — Посмотри, папа, какое у него выражение мордочки!
Выражение Свирькиной мордочки было, конечно, обычным. Но папа не хотел огорчать дочку.
— Конечно, понимает, — отозвался он весело. И, нагнувшись, посадил Свирьку на землю.