На горящем самолете
Шрифт:
– Может быть, дотянем?
– Попытаемся, – неопределенно ответила Леля.
К аэродрому они прилетели на высоте пятьдесят метров. Леля посадила самолет с ходу. И только тогда, когда она зарулила самолет на место и выключила мотор, Руфа сказала ей:
– Леля, помоги мне. Я не могу вылезти...
– Что с тобой?
– Нога... Что-то с ногой.
– Я сейчас вызову санитарную машину, – предложила Тося Вахромеева, механик. – Вообще, я вижу, вас там здорово потрепали. Мотор поврежден, вон, сколько пробоин
Она побежала за машиной.
Нога у Руфы распухла и почти не двигалась.
– Что ж ты молчала? – укоризненно сказала Леля.
– А чем бы ты мне помогла?
Приехала «санитарка», и Руфу усадили в нее. Докладывая командиру полка, Леля сказала коротко:
– Задание выполнено. Переправа повреждена. Штурман Гашева, кажется, ранена. Самолет неисправен.
Она ни словом не обмолвилась о том, что пришлось пережить им с Руфой. Бершанская посмотрела на нее долгим, проницательным взглядом и все поняла сама.
– Был сильный обстрел?
– Три крупнокалиберных пулемета. А как Гашева?
– С ногой у нее что-то.
У Руфы оказалось легкое, поверхностное ранение. Пуля скользнула по ноге и застряла в металлических прутьях сиденья. Во время полета рана кровоточила, и нога затекла.
Три дня Руфа не летала. От связного летчика из дивизии Михаил узнал о случившемся. На следующий день, возвращаясь с боевого задания, уже на рассвете, он прошел на бреющем полете над аэродромом девушек и бросил на старт записку для Руфы.
С этих пор они стали пользоваться таким способом связи. Иногда и Руфа сворачивала с маршрута немного в сторону, туда, где находился аэродром «братцев», и посылала Михаилу воздушную почту.
Однажды Руфе сообщили, что Михаил не вернулся с задания и неизвестно, что с ним. Но уже через день Руфа получила письмо, где в обычном для него стиле Михаил писал: «Все в порядке. Немного задержался с возвращением. Просто решил выяснить, что делается на передовой, почему там наши не наступают...»
На самом же деле все было не так просто и весело. На подбитом самолете он едва-едва дотянул до линии фронта и приземлился у самых передних траншей...
Наступление на Кубани продолжалось. Наши войска оттесняли противника все дальше и дальше на Таманский полуостров. К концу весны линия фронта стабилизировалась. Гитлеровцы укрепились на так называемой «Голубой линии» – оборонительной полосе, которая тянулась вдоль речек и плавней от Черноморского побережья южнее Новороссийска до Темрюка на Азовском море. Эта линия обороны была названа «голубой» именно по той причине, что проходила она вдоль водных преград.
Всю весну и лето 1943 года здесь шли жаркие бои на земле и в воздухе. В это время в небе Кубани сражались знаменитые асы Покрышкин, братья Глинка и многие другие летчики 4-й воздушной армии генерала Вершинина. Женский авиаполк, который теперь стал называться 46-м
...В апреле станица Пашковская, расположенная под Краснодаром, утопала в белом тумане цветущих садов. На большом аэродроме стояли в капонирах ПО-2. Отсюда девушки летали бомбить врага к станице Крымской, к Новороссийску и Темрюку. На краю аэродрома уже возвышались четыре свежих холмика – могилы погибших летчиц. Одной из них, Дусе Носаль, было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Дуся Носаль считалась лучшей летчицей полка. Над целью, около Новороссийска, ее ПО-2, освещенный луной, был обнаружен вражеским истребителем. Враг неожиданно атаковал самолет и выстрелом из пушки убил летчицу. Штурман Глаша Каширина привела самолет на аэродром. Ей было трудно: тело убитой летчицы сползало вниз, давило на ручку управления.
Время от времени Глаше приходилось бросать управление, вставать и подтягивать Дусино тело кверху...
Когда в полку была создана еще одна, третья, эскадрилья, командиром ее назначили Лелю Санфирову, а штурманом Руфу Гашеву. Девушки много летали.
Летали каждую ночь. С вечера до утра.
...Они не вернулись в ночь на первое мая. Их долго ждали, дежурили на аэродроме, но они так и не прилетели.
Праздник был омрачен. Днем десяти летчицам торжественно перед строем полка вручали ордена. Каждая подходила к столу, и командир дивизии поздравлял ее и передавал ей награду. А два ордена некому было получить, и они остались лежать на столе в красных коробочках. Два ордена Красного Знамени...
Только три дня спустя все выяснилось.
...Когда обстрел прекратился, Руфа еще раз оглянулась: на земле, в самом центре развилки дорог, горела автомашина, одна из тех, которые она бомбила. Темный дым клубился над дорогой.
– Посмотри, Леля, горит! Машина горит! – сказала она в переговорную трубку.
Но Леля не ответила, и Руфа сразу почувствовала: что-то произошло. Стояла тишина. Такая удивительная тишина, какой в полете не бывает. Эта тишина резала слух.
Она взглянула на мотор: винт замер, широко раскинув неподвижные лопасти. В передней кабине Леля, пытаясь запустить мотор, нагибалась, двигала рычаги.
Винт был неподвижен. Самолет планировал, теряя высоту, и стрелка высотомера скользила от цифры к цифре в сторону нуля.
Наконец Леля произнесла:
– Все. Не запускается.
– Что, попали в мотор, Леля? – спросила Руфа, хотя и так все было ясно.
– Да. Еще когда ты бомбила.
Включив свет в кабине, Руфа нашла по карте то место, где находился самолет, и моментально определила, что до линии фронта не дотянуть.
– Сколько остается до линии фронта? Успеем? – услышала она Лелин голос.