На грани безумия

Гейтсбери Джеймс

– А это рождественский сувенир, его мне прислала из Америки моя хорошая приятельница.

Мы подошли с Эллой поближе к столу, чтобы рассмотреть диковинную вещицу. Рождественский сувенир представлял собой стеклянный снежный шар. Внутри него была небольшая, почти с ладошку, избушка с подсветкой, она была запорошена хлопьями снега, вокруг неё стояли пушистые зелёные ёлки, на фоне которых кружилась искусственная метель. В самом верху висела большая, жёлтая луна, ярко освещающая дорогу к избушке в тёмной ночи. Лёгким движением руки Тётя Эрна взяла диковинный шар и несколько раз встряхнула его. Внутри шара тут же посыпался белый пластмассовый снег, и мы услышали новогоднюю мелодию, исходившую от этого шара.

В этот момент из фойе послышался телефонный звонок, и тётя Эрна ненадолго оставила нас, удалившись из гостиной. Элла тут же потянулась рукой к рождественскому шару и, взяв его, поднесла к своей груди, начала внимательно рассматривать, и я, не удержавшись, присоединилась к ней. Послышались быстро приближающиеся шаги тёти Эрны. Элла испуганно посмотрела в сторону двери и собралась поставить рождественский шар на место, но вдруг от неловкости рук шар выпал из её ладоней и, упав на

пол, разбился. Элла от страха вскрикнула. Неприятный запах от разбитого шара разнёсся по комнате и ударил мне в лицо. В это время в комнату вошла тётя Эрна.

– Что это? – воскликнула она. – Что здесь происходит?

Она подошла к разбитой игрушке, затем в ужасе уставилась на нас ядовитыми тёмными глазами.

– Кто это сделал? – закричала она, сверкая уже не видящими от злости глазами.

– Мы хотели только… – попыталась что-то промямлить едва слышным голосом Элла.

– Я спрашиваю, кто это сделал? – кричала тётя Эрна. Элла, испуганно глядя на меня, задёргала нервно плечами.

– Я, – преодолевая свой внутренний страх и охватившее меня чувство безысходности, глухо ответила я.

– Ах ты, мерзкая девчонка! Даже сегодня ты умудрилась испортить мне настроение!

С этими словами она, размахнувшись, больно ударила меня по лицу своей крупной рукой. Я покачнулась и, не удержавшись на ногах, упала руками прямо на разбитую игрушку. Я почувствовала, как осколки вонзились в ладони, и увидела, как оттуда быстрой струйкой засочилась кровь. Послышался крик Эллы, и я взглянула на неё: она вся дрожала и испуганно смотрела на меня. Заметив кровь на моих руках, она выбежала из комнаты.

– Я и подумать не могла, что тётя Эрна может быть таким злым человеком, – сказала в задумчивости Элла, когда мы несколько дней спустя сидели с ней в парке на нашем прежнем месте.

– Да, но мы разбили дорогой ей сувенир, который ей прислали из Америки, – подумав, сказала я.

– Не понимаю, как ты можешь находить оправдание таким людям? – недоуменно посмотрев на меня, сказала дрогнувшим голосом Элла. – Ведь она с такой жестокостью толкнула тебя на разбитые стёкла, причём, как мне показалось, намеренно, потому что хотела сделать тебе больно. Я и представить себе не могла, с каким монстром вы живёте в одном доме. Как ты это всё терпишь? – спросила Элла, тяжело покачав головой и не ожидая ответа.

Глава III

Я всегда задавалась вопросом: что движет людьми? Что движет их поступками? Ответы, которые приходили мне в голову, как правило, были неоднозначны и противоречивы. Даже сейчас, когда размышляю над этой дилеммой, мне нередко приходят на ум воспоминания из моего детства. К сожалению, тётя Эрна, чей образ ярко запечатлелся в моей памяти, была далеко не единственным нашим жизненным испытанием. Появление новой фигуры, как правило, обозначается чем-то непредвиденным и неизвестным. Никогда не знаешь заранее, чего можно ожидать от неизвестного. Часто мы поддаёмся своему внутреннему голосу или порыву, иначе сказать, велению души, и человек, которого мы видим впервые, либо захватывает нас целиком и полностью, заставляя нас проявлять к нему неподдельный, но скрытый интерес, либо, наоборот, не вызывает у нас никакого любопытства, и всё исходит лишь от его внешних проявлений. Мы видим образ, всматриваемся в него, слышим голос человека, зрительно следим за мимикой и жестами. Но порой мы видим лишь то, что хотелось бы тому, за кем мы наблюдаем. Бывает же, наоборот, с виду строгий, вдумчивый и совершенно, на наш взгляд, безликий и неинтересный человек может оказаться по-настоящему искренним и совершенно неординарным для нас, захватив однажды наше внимание. Разве не так?

Довольно взрослый сын тёти Эрны, которому было уже тридцать пять лет, был кем-то вроде своей матери, точнее сказать, внешне на нее походил. Нет, его характер не был таким деспотичным и жестоким, но в нём была скрыта другая неуловимая угроза: как змея, обвивающая свою жертву, он гипнотизировал ее льстиво, обволакивающе, под маской дружелюбия и искренности, а затем больно жалил так, что жертва не успевала опомниться, тем более спастись.

Сын тёти Эрны не удосуживался трудиться и находился на содержании у своей мамочки, которая души не чаяла в своём любимом чаде. Сыночек был довольно высоким, крепкого телосложения, с гладко зачёсанными назад волосами, которые неприятно лоснились от лака, придававшего им жирный и неряшливый вид. Он имел одну скверную, на мой взгляд, привычку – выливать на себя полфлакона дурно пахнущих духов, от чего я нередко закашливалась или чихала, если проходила мимо него. Его маленькие чёрные бегающие глазки, как у его матери, и большие нескладные руки вызывали у меня какое-то странное неприятное чувство. Ещё в первый день, когда мы появились в их доме, его взгляд почему-то задержался на моей маме. Было в этом взгляде что-то ехидное и насмешливое. В последнее время он заходил к нам довольно часто, если учесть, что жил он отдельно и далеко от матери. Как правило, он приходил ближе к вечеру, после шести, в это время мама возвращалась с работы. Под любым предлогом он стучался к нам в комнату и предупредительно и вежливо, поздоровавшись, спрашивал, не нужна ли нам в чем-то помощь, затем, подбирая слова, приглашал маму прогуляться с ним или вместе поужинать, от чего она тут же отказывалась, ссылаясь на дела. Я видела, что мамин отказ вызывал в нем негодование, и он, насупившись и тяжело вздыхая, уходил от нас ни с чем, а однажды я даже заметила, как слова мамы вывели его из себя, и он, в злобе выходя из нашей комнаты, процедил сквозь зубы:

– Ну, ничего. Мы ещё посмотрим…

Несмотря на свой характер, тётя Эрна каждую субботу собирала гостей. Это были люди примерно ее возраста – лет пятидесяти пяти. Среди них были три грузные женщины и двое седовласых, но ещё статных мужчин. Каждый раз их приход сопровождался бурным весельем и шумом. Они собирались в большой гостиной, это была одна из самых уютных и роскошных комнат в этом доме. Два огромных окна во всю комнату были задрапированы темно-синими шторами, из-под которых выглядывал белоснежный тюль, что придавало комнате особый уют. Посередине

комнаты находился большой круглый стол, возле него старинные стулья из красного дерева с мягкой кожаной обивкой, и всё это располагалось на цветном персидском ковре, он придавал комнате особое величие. Гости проходили в гостиную и рассаживались на мягкие уютные сиденья, после чего непринуждённо вели громкую беседу, обсуждая политические и общественные новости, что, я замечу, было привилегией мужчин, а женщины говорили о погоде или о своих знакомых, рассказывая, как им казалось, интересные случаи из их жизни. Их голоса были слышны даже в коридоре. В эту субботу маму снова срочно вызвали в школу, как она мне пояснила, на совещание. Она работала учителем в начальной школе, и мне пришлось в очередной раз остаться с тётей Эрной. После того как мама ушла, тётя Эрна, быстро покормив меня, сказала, чтобы я отправилась к себе в комнату и сидела там тихо, как мышь, и чтобы даже не смела обращаться к ней с глупыми просьбами и тем самым не отвлекала её от милых ей гостей. Но когда я, уже поев, собралась уходить к себе, то краешком глаза заметила, как тётя Эрна в гостиной на круглом столе, застеленном длинной белой скатертью так, что её края едва касались пола, расставляет какие-то маленькие фигурки, а посередине ставит серый ситцевый мешочек. Это вызвало у меня сильное детское любопытство. Когда ей позвонили по телефону, и она вышла в фойе. Так как её разговор длился долго, а моё любопытство не унималось, я медленно и озираясь по сторонам подошла к столу. Когда голос тёти Эрны доносился особенно громко, я вздрагивала и собиралась вернуться назад, но неуёмный интерес снова толкал меня на безрассудный поступок. И вот, я, подойдя к столу, всякий раз оглядываясь назад, всматриваясь, не идёт ли тётя Эрна, взяла с него деревянные фигурки и начала их рассматривать, совершенно забыв об осторожности. Это были маленькие деревянные бочонки, на которых чёрным шрифтом были выгравированы крупные цифры: шесть, тринадцать и семь. Заглянув в мешок, я увидела там те же самые деревянные бочонки, большие вытянутые прямоугольные карточки, а на самом мешке надпись «Лото». Неожиданно близко раздались голоса тети Эрны и её гостей, а в следующую минуту я услышала уже их шаги. Меня охватил ужас. Я не знала, что делать, куда спрятаться, но в этот момент открылась дверь, и я от безысходности тут же забралась под этот большой круглый стол, спрятавшись, как мне казалось, под его длинной белой скатертью, свисавшей почти до пола, довольно надежно. Уже вблизи послышались шум, голоса и звуки пододвигающихся к столу стульев. Затем, как я поняла, началась игра. Она длилась довольно долго. Во всяком случае, мне так показалось, потому как мои ноги онемели от усталости, а руки свело судорогой от того, что я сидела в одном положении, склонившись на корточках. Я вся съёжилась, а со всех сторон мне были видны ноги гостей. Пространство было очень ограничено. Я попыталась шевельнуться, чтобы хоть как-то ослабить напряжённую спину и ноги, и это, как оказалось, было опрометчивым решением, поскольку в этот момент я потеряла равновесие и, покачнувшись, рукой упала на чьи-то ноги. Тут же послышался дикий крик:

– Господи, что это?

После этого медленно приподнялись концы скатерти, и я была застигнута врасплох.

– Ах ты, противная вредная девчонка! Ты всё это время подсматривала за нами, как ищейка? Бесстыжая! – услышала я злой крик тёти Эрны. В следующую минуту она силком вытащила меня из-под стола, грубо схватив за ворот кофты.

– Какая невоспитанная девочка. Ужас. Её нужно наказать, чтобы ей неповадно было в следующий раз, – услышала я перешёптывания и возмущённые голоса гостей. Я подняла голову и увидела лица двух пожилых женщин. У первой было худощавое треугольное лицо, возмущенно говоря мне что-то, она нервно тряслась. Её большие светлые глаза казались неестественно выпученными. Костлявый длинный указательный палец с большим старинным перстнем злобно грозил перед моим носом, а её тонкая морщинистая шея, казалось, вот-вот выскочит из белого строгого воротничка тёмно-синего длинного платья. Рядом с ней показалось лицо второй пожилой дамы, оно было совершенно противоположным первому: округлые и припухлые щёки в обрамлении лёгкой пышности седых волос, широкие, крупные черты лица, выпирающий вперёд огромный нос. Я уже не видела ни её губ, ни подбородка, только заметила непомерно широкие, неженственные плечи и фигуру, занимающую, как мне показалось в тот момент, большую часть гостиной. К ним присоединился мужчина, более спокойный, хотя и ядовито наблюдающий сквозь прозрачную оправу очков за всем происходящим вокруг. Тётя Эрна незамедлительно последовала их просьбе и, жёстко толкнув меня в плечо, больно сжала мою руку и, как напроказившую собачонку, потащила меня за большой мрачный шкаф с огромным зеркалом, стоявшим перед входом в гостиную. Какое-то время она за моей спиной шарила по стенным полкам, беспокойно что-то ища среди них, затем подошла ко мне с большой металлической банкой в руках, высыпала передо мной большую горсть крупного гороха и тут же толкнула меня на него. Я упала на горох коленями и почувствовала, как в ногах пульсирует кровь. Тетя Эрна, наклонившись, сквозь зубы прошипела над моим ухом:

– Будешь стоять до тех пор, пока не образумишься и не попросишь у всех прощения.

После этого она, громко отстукивая каждый шаг, удалилась к гостям. Изнурительное ощущение, словно тебе в коленки вставили крупные спицы, заставляло меня несколько раз предпринять попытку сойти с гороха. Но тётя Эрна, словно всё это время зорко следящая за мной и прислушивающаяся к моему малейшему движению, грозным голосом грозила мне тем, что сейчас, же подойдёт ко мне и придумает ещё более суровое наказание, чем это. На какое-то мгновение я подняла голову и увидела перед собой зеркало во весь шкаф, а в нем – маленькую беззащитную и хрупкую девочку, которая навела на меня чувство тоски и безысходности. Из отражения на меня тихо и печально большими серыми глазами смотрело бледное худенькое существо с растрепанными длинными волосами цвета пшеницы. Бледное, казалось, фарфоровое личико было словно видением из другого мира. Неожиданно ко мне подошла тётя Эрна, которую, похоже, насторожило то, что я притихла. Я вздрогнула, когда она прошептала слова, которые показались мне ядовитым шипением приближающейся ко мне, как смерть, змеи: