На грани победы-1: Завоевание
Шрифт:
Она смерила его взглядом.
— Это все. Так должно быть. Больше об этом не спрашивай, ибо здесь больше нечего сказать. Люди этой галактики примут волю богов или умрут.
Энакин кивнул:
— А Опозоренные? О них ты не упомянула. Какова их роль во всем этом?
Ее взгляд снова унесся вдаль.
— У нас свои пророчества. В этой галактике Йун-Шуно обещала нам избавление.
— В какой форме?
Ууну не ответила, она продолжала смотреть на горизонт.
— Смотри, какой он огромный, — сказала она. — Все тянется
Энакин подумал, что разговор окончен, но после долгой паузы Ууну вдруг посмотрела ему в глаза и не отвела взгляд. Ее голос упал почти до предела слышимости.
— Бэйл Ларс, — сказала она. — Ты джиидаи?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
— Что? — Энакин разбрызгал вокруг себя желтоватую пасту, которую с трудом запихивал в себя.
— Ты джиидаи? — повторила Ууну. — Вопрос несложный.
— Да с чего ты взяла? — сказал Энакин. — Будь я джедаем, я бы дал себя схватить?
— У формовщиков есть одна пленная джиидаи. По слухам, на этой луне есть и другие. А ты — никто не помнит, чтобы тебя привезли сюда. Кроме того, ты ведешь себя как-то не по-рабски. Ты какой-то… несогбенный, — она бросила на него изучающий взгляд. — А еще молва говорит, что иногда джиидаи позволяют себя схватить.
— Ну, я никому не позволял меня хватать, — заявил Энакин. Он решил, что это не будет ложью, поскольку он вовсе не был схвачен.
Он не дастся и сейчас. Он был наедине с Ууну, а она не воин. Энакин приготовился, стараясь дышать ровно. Ему не хотелось причинять боль Ууну. Она относилась к нему более по-человечески, чем следовало; не слишком много, но он не мог этого не оценить.
Тут он заметил выражение, застывшее в ее глазах.
— Ты хотела, чтобы я оказался джедаем, да? Я тебя разочаровал.
Ууну вздохнула и вновь устремила взгляд вдаль.
— Если бы ты был джиидаи, ты бы сразу напал на меня, — сказала она.
— Ты в этом уверена, и тем не менее спросила? Зачем так рисковать?
— Нет никакого риска. Здесь поблизости спрятаны воины. Я высказала им свои подозрения.
Она скривилась от досады.
У Энакина встали дыбом волосы. Где они, эти наблюдатели? Он не видел никого.
— Если ты сдашь им джедая, это освободит тебя от статуса Опозоренной?
— Само по себе — нет, — сказала она немного тоскливо. — Лишь боги могут изменить мое состояние. Но я бы хотела встретить одного из этих джиидаи. И обнаружение джиидаи дало бы Йун-Шуно сильный аргумент, чтобы заступиться за меня.
— Ты уже раньше упоминала ее. Это твоя начальница?
— Это богиня, неверный. Богиня Опозоренных. Единственная, кто может сделать меня истинной йуужань-вонг.
— О.
— Возвращайся к работе.
Они опять занялись каждый своим делом — она ощипывала цветки, а он вырезал светляков.
— А как становятся Опозоренными? — спросил Энакин.
— Еще один бестактный вопрос, — сказала Ууну, но теперь уже легким
— Я слыхал, некоторые Опозоренные считают, что они не заслуживают такого статуса, — произнес Энакин как можно более легкомысленно.
Она хрипло рассмеялась.
— Заслуживают? Что значит «заслуживают»? Мы просто такие, и все. — Она опять повернулась к Энакину, и в ее глазах вдруг появилось понимающее выражение.
— А, ты говоришь о Вуа Рапуунге, который привел тебя к префекту расчистки полей?
— Должно быть, так его зовут. Я не уверен. Но он что-то такое бормотал. Не мне — меня он как будто и не замечал вовсе.
— Он сумасшедший, Вуа Рапуунг, — сказала Ууну. — Когда-то он был великим воином. Теперь он никто. Он не может этого вынести, потому и изобретает всякую ложь. Возможно, он даже верит в нее.
— Ложь?
— Он утверждает, что одна формовщица заразила его чем-то таким, что породило знаки Позора, назло ему.
— Зачем? — спросил Энакин.
— Потому что она любила его, — сказала Ууну, — а он оттолкнул ее.
— Любила? — Почему-то Энакину никогда не приходило в голову, что йуужань-вонги могут влюбляться.
— Да. Но его история невозможна.
— Как так?
— Опять незнание! Потому что боги, которые управляют такими вещами — Любовники Йун-Тксиин и Йун-К'аа — никогда не станут сплетать страсть между воином и формовщицей. Йун-Йуужань вечно наказывает божественную двойню за их собственные проступки; они не осмелятся еще раз вызвать его гнев. Это невозможно, так что бред Рапуунга — всего лишь плод его больного воображения. Он просто проклят, как и все остальные. В последнее время он стал еще более странным. Я думаю, интенданты скоро уничтожат его, если уже не уничтожили.
— Уничтожат его?
— Опозоренные должны показывать свою полезность и смирение. Мы делаем работу, которой ни один полноценный йуужань-вонг не станет пачкать руки. Если мы не будем этого делать, нас не стоит кормить.
Она вздернула голову:
— Ты беспокоишься о Вуа Рапуунге?
— Я беспокоюсь о всех живых существах, — ответил Энакин.
— А теперь ты опять говоришь как джиидаи, — сказала она.
«Откуда ты столько знаешь о философии джедаев?» — удивился Энакин. Откуда Опозоренная смогла добыть такую информацию? Почему ее это интересует?
— Скажи мне, — продолжала Ууну. — Станет ли джиидаи беспокоится о судьбе Опозоренного? Беспокоится так же, как о представителе высшей касты?
— Да. Я знаю джедаев. Они защищают все живое.
— Но не йуужань-вонгов. Джиидаи убивают йуужань-вонгов.
— Лишь по необходимости, — отвечал Энакин. — Джедаи не любят убивать.
— Значит, они не воины?
— Не совсем, насколько я знаю. Они защитники.
— Защитники. И они защищают всех подряд?
— Всех, кого могут.