На грани полуночи
Шрифт:
На себя наплевать.
Он благоговейно скользнул пальцем в тесную, влажную щель, рот наполнился слюной. Шон до боли скучал все эти месяцы по ее сладостному вкусу. И наклонился, чтобы языком заплатить страстную дань ее нежной женской плоти.
О, Господи. Как всегда. Шелковая солоноватая сладость. Восхитительная. При каждом скольжении языка ответный всхлип. Шону нравилось, как Лив боролась и дрожала, как металась и дергалась под его ртом, и он чувствовал ее ярость по тому, как она резко и судорожно впивалась ногтями сквозь рубашку ему в спину.
Ее пробирало
Лучше тянуть финал, заставить ждать. Держать как можно дольше в этом болезненном состоянии дрожи.
Богу известно, что Шон согласен часами погружать лицо между ее ног. Даже вечно. Вкушая рай.
Да этот ублюдок, любитель манипулировать, сладко проводит время.
Довел ее до ужасного состояния, когда она вся трясется от вожделения, и держит в этом кошмаре бесконечно, на грани вечности…
Когда наконец он сжалился и позволил перевалить за гребень, Лив накрыл такой бурный оргазм, что высушил до дна.
Она превратилась в хныкающую дурочку. Поверженную. Растерявшую все достоинство.
Впрочем, этот не злорадствовал. Хватило ума. Просто уткнулся носом ей в живот, щекоча дыханием.
Лив повернулась на бок, насколько могла, когда ноги обнимают широкие плечи великолепного крупного мужчины, спрятала в ладонях лицо. Как она и ожидала, Шон воспользовался своим преимуществом и затащил ее в постель. Каждая клеточка трепетала от наслаждения. Сердце пело от страсти. В груди таяло от нежного чувства. Лив жаждала, чтобы он наполнил ее, страстно желала его тепла, тяжести его тела. Ощутить эти восхитительные стальные мускулы. Она с готовностью ждала, что он войдет в нее, устроит ей долгую бешеную скачку. И вот она… затаила дыхание…
А он только уткнулся лицом ей между ног. Чем доводил до безумия.
– Прекрати, – пробормотала Лив. – Щекотно.
Шон лениво ущипнул ее за бедро и чуть-чуть провел щетинистым подбородком. Пригладил взъерошенные кудряшки, влажные чувствительные складки, так заботливо, словно пушистого котенка.
– Ни за что, – прошептал он.
Шон выглядел похудевшим, черты заострились. С короткой стрижкой казался незнакомцем. Жестким и решительным.
Лив отвернулась и уставилась на стену. Три месяца сдерживаемой боли и неразберихи были запечатаны в ней, как пробкой в бутылке. Горе, заброшенность и мучительное одиночество. Невозможно вынести.
– Зачем? – взорвалась Лив. – Зачем ты здесь после всего того, что было? Почему передумал? Тебе было проклятое видение? Или что?
Он поднял лицо, но Лив не посмела встретиться с ним взглядом. Она не поддастся его внушению. Она должна остаться сильной.
– Похоже на то, – тихо ответил Шон. – Я поднялся в горы. И понял там пару вещей. Во-первых, если я не смогу себе доверять, то с тем же успехом могу умереть. И второе – я не хочу умирать. В-третьих, если я собираюсь жить, то придется вернуться к тебе. Потому что моя жизнь не стоит даже кучки дерьма без тебя.
– О, надо же. – Ее сотряс смех сквозь
– Ты вдохновляешь меня, детка.
Она вытерла слезы рукавом. Шон сунул ей в руку платок. Потом повернул к себе ее лицо, пока Лив не взглянула в его хмурые глаза.
– С той поры у меня не было ни одного приступа, – тихо признался он. – Это не значит, что они не повторятся снова. Мозги мне основательно повредили. Но я думаю, во всяком случае, надеюсь, что худшее позади. Поэтому решать тебе, Лив. Если ты хочешь рискнуть, то давай. Я не могу томиться ожиданием, когда же почувствую, что достаточно хорош для тебя. Потому что никогда такого не будет.
– О, заткнись. – Лив попыталась вырваться, но он не дал. Только крепче сжал объятия. Она сердито высморкалась в платок. – Нелепо и оскорбительно. Я никогда не считала тебя совершенством. Но я не могу быть с человеком, который бросает меня, стоит только наступить трудностям.
Его лицо напряглось.
– Прости. Обещаю, что больше не буду. Перед Господом клянусь могилой матери, клянусь своей святой честью. – Шон замешкался. – Ну такой, какая есть.
– У тебя с честью все в порядке, – резко возразила Лив. – А вот отсутствие у тебя элементарного здравого смысла сводит меня с ума.
Он подавил смех и искоса взглянул на нее.
– Ну ладно. Как я уже сказал, я не совершенство, – отважился Шон. – Даже близко не стоял. Однако у меня твердые принципы. И обещаю, я буду стараться изо всех сил.
Он ждал ответа. Лив молчала. Ее трясло от противоречивых чувств. Гнева, сомнений… и дикой сумасшедшей надежды.
Слова застревали в горле. Она только тяжело дышала.
Шон полез куда-то сзади за толстую флисовую подкладку и вытащил бархатную коробочку.
Лив тупо таращилась на нее. Шон раздраженно хмыкнул, схватил Лив за руку, сунул коробочку в ладонь.
– Открой, – попросил он. – Пожалуйста.
Она со щелчком открыла и уставилась на кольцо, разинув рот.
На черном бархате подкладки, казалось, пульсировало кольцо из белого золота. В центре мерцал бриллиант, а вокруг расположились рубин, изумруд и сапфир чувственным геометрическим узором, что выглядело одновременно современно и под старину.
Впечатляющее зрелище.
– Подумывал было ограничиться одними бриллиантами, – неуверенно промолвил Шон. – Но решил добавить красок. Вышло нетрадиционно и свежо. Надеюсь, тебе…
Он смолк.
Лив хотела заговорить и не смогла. Попыталась снова.
– Тэм сделала?
Шон кивнул.
– Она просила передать, что если ты будешь дурой и клюнешь на мою чушь, то ей хотелось бы стать подружкой невесты, – смущенно сказал он. – Это становится уже семейной традицией.
Лив прикрыла ладонью дрожащие губы, все еще не в силах отвести глаз от кольца.
– Немного заскакивает вперед, не находишь?
Он медленно покачал головой:
– Скорее опаздывает на пятнадцать лет. – Лив сглотнула. Шон взял руку, в которой она держала кольцо, и неспешно и благоговейно поцеловал. – Я хочу тебя любить сейчас, – нежно произнес он.