На грани полуночи

Маккена Шеннон

Коннор покачал головой:

– Она легкая мишень.

Синди поежилась, вспомнив о своем вчерашнем приключении с жирдяем. Зазвонил ее сотовый. Она схватила телефон и, когда увидела незнакомый номер, у нее свело живот.

– Да? – ответила она на звонок.

– Алло, Синди? Это Боливар.

– О! Привет, Боливар. – Она направилась в гостиную в поисках ручки и бумаги. – Что случилось?

– Слушай, я не хочу, чтобы ты кому-нибудь рассказывала об этом, хорошо? Здесь творятся какие-то странные вещи, и я не хочу в это вникать. –

Он говорил так быстро, что из-за его акцента Синди едва могла что-то разобрать.

– Э-э, да, я понимаю, – сказала она. – Да, конечно.

– Тем летом работало три швейцара. Одним из них был Фред Айерс. Он умер в июле от сердечного приступа. Был еще один парень, Пэт Хаммонд, пьяница. Погиб в автокатастрофе. И вьетнамский парень, Чунг. Он ушел, когда здание закрыли, переехал на побережье. Городок называется Гарнетт. У его дочери там продуктовый магазин. Я тебе ничего не говорил. Ладно?

Синди записала все на стикере.

– Конечно, – сказала она. – Последнее, чего я хочу, – это доставить вам неприятности. Спасибо, Боливар.

Синди отключила телефон и уставилась на листок бумаги. В животе все скрутилось узлом. Пришло время признаться. И ничего хорошего из этого не выйдет. Все на нее разозлятся.

Она пошла на гул голосов, раздающихся из кухни, и остановилась в дверях, собираясь с силами. Наконец все замолчали.

– Что у тебя там? – Кон указал на стикер.

Она сглотнула.

– Ниточка.

Коннор ее не понял.

– Что?

– Швейцар из «Колфакса». Я учу его племянника игре на саксофоне. Я, м-м, спросила его, знает ли он, кто работал швейцаром в «Колфаксе» в то лето, когда умер Кев. Он поспрашивал. Двое из них умерли тем летом, что достаточно странно. Этот парень, – она протянула бумажку, – все еще жив. Живет в Гарнетте.

Коннор, нахмурившись, взял клочок бумаги.

– Боливар говорит, когда он устроился на работу, какие-то люди сказали ему, что это место проклято, – добавила Синди. – Я подумала, может, это проклятие как-то связанно с тем, что случилось с Кевом.

Коннор поставил на бумажку банку сиропа.

– Будь я проклят. Почему ты это сделала?

Вот и началось. В долину смерти скачет Синтия [50] . Она шлепнулась задницей в кресло, глубоко вдохнула и обняла себя.

[50] Строчка их поэмы Тэннисона «Атака лёгкой бригады». Подробнее здесь

– Я, э-э, думала об этом вчера, после того как сходила к жирдяю. Он сказал, что его экономка…

Раздался стук. Майлс уронил французский стеклянный кофейник, который разбился на несколько осколков, горячий кофе разлился по всему кафельному полу.

– Что ты сделала? – прошипел Майлс.

– Что еще за жирдяй? – Взгляд Коннора быстро переместился с одного на другую.

– Профессор Бек, – тихо ответила Синди. Она закусила губу,

обняла руками живот и приготовилась.

На фоне оглушительной тишины Майлс присел на корточки, собирая осколки стекла. Он пинком открыл кухонную дверь и вышел во двор. Затем столкнул коленом металлическую крышку с мусорного бака.

Он высоко поднял куски стекла и швырнул их со всей силы на дно пустого бака. Бум.

Синди пискнула, прикусив губу почти до крови. Господи! Все и так плохо. И будет только хуже.

Майлс вернулся в кухню и навис над ней, заставляя отклониться назад.

– Хорошо, что я не трахнул тебя прошлой ночью, – сказал он. – Иначе злился бы куда сильнее, чем сейчас.

Воцарилась звенящая тишина. Коннор и Эрин обменялись изумленными взглядам, широко раскрыв глаза. Синди сжала дрожащие губы.

Коннор уставился на Майлса.

– О чем, черт возьми, ты думаешь, рассказывая ей о своей работе? – требовательно спросил он.

– Он этого не делал, – прошептала Синди – Он бы не стал. Я подслушала, как он говорил с тобой по телефону. Я думала… Я знала старого жирдяя… поэтому пошла к нему поспрашивать о Кевине. И о «Полуночном проекте».

– О боже! – Майлс стремительно выбежал из кухни. Дверь с треском захлопнулась.

Коннор закрыл рукой глаза.

– Боже мой! Не могу поверить. Просто не могу поверить.

Эрин схватила свою чашку, глядя на кофе, будто боялась произнести хоть слово. И даже не взглянула на Синди. Никакой моральной поддержки.

Ни от кого никакой поддержки. И некого винить, кроме себя. Как обычно.

– Не хочешь сказать, какого хрена творилось у тебя в башке? – Голос Коннора ударил по ее нервам, заставив подпрыгнуть. – Тебе что, скучно было, Син? Веселья захотелось?

– Нет, – сказала она. – Я просто… Я знаю жирдяя. Он похотливый мерзавец, чей мозг плавится от вида сисек, и я просто подумала…

– Подумала? Ты? – Смех Коннора источал жестокую насмешку. – А ты не в курсе, что ходить в одиночку домой к похотливым мерзавцам и пытаться использовать свои сиськи, чтобы повлиять на них, – это отличный способ подвергнуться сексуальному насилию?

– Да, но я не думала, что жирдяй когда-нибудь… этот мужик абсолютно безобидный, поэтому я решила…

– Безобидный? Да? А утренний таинственный посетитель дома твоей матери? Это тебе тоже кажется безобидным?

Синди похолодела внутри.

– Нет, конечно, – прошептала она. – Тут не может быть ничего общего с…

– У Бека был доступ к адресу твоей матери через школьные записи. Что ты ему сказала? Как ты представилась?

– Я… я только сказала, что, м-мм, хочу написать книгу о Кеве, – запинаясь, проговорила она. – Сказала, что нашла одну из его старых записных книжек.

– Ты упомянула записную книжку? – Коннор хлопнул покрытой шрамами рукой по лицу. – Она сказала ему, что нашла записную книжку. Неудивительно, что они пришли за ней. Ты хоть представляешь, что наделала?