На грани потопа
Шрифт:
Пруд забурлил, окатывая бока и бамперы автоветерана внезапно изменившими направление водопадами. Соприкосновение с поверхностью основательно встряхнуло «дюзенберг», но уже в следующее мгновение огромные колеса с «тракторными» покрышками зацепились за бетонированное покрытие, и он покатил вперед, отфыркиваясь и уверенно разрезая волну, как преследующий самку кит.
Захлестнув капот, вода хлынула в салон сквозь разбитое ветровое стекло. Питт и Джулия мгновенно промокли до нитки. Последней пришлось особенно туго. Не зная в точности намерений спутника, она не успела приготовиться к погружению и принялась отчаянно барахтаться, когда ее накрыло с головой. Питт же был слишком занят и не мог ей помочь. Вода не воздух, и ему приходилось прилагать максимум усилий, чтобы преодолевать сопротивление более плотной среды
Слава богу, на дне пруда не было ни ила, ни водорослей — парковые служащие ежегодно очищали водоем от всякой дряни, скапливающейся в нем как в силу естественных причин, так и вследствие безответственности некоторых посетителей, без зазрения совести бросающих в воду бутылки, банки и прочий мусор. Высота ограждения составляла около восьми дюймов, благодаря чему «дюзенберг» и сумел беспрепятственно преодолеть этот барьер. Близ берега было совсем мелко, но дальше глубина увеличивалась, достигая в середине пруда двух с половиной футов.
Мертвой хваткой вцепившись в баранку, Питт молил небеса только об одном: чтобы не заглох двигатель. Коробке передач и карбюратору вода не угрожала — они располагались выше предельного уровня затопления, — а вот свечи и аккумулятор могли запросто выйти из строя.
Ширина Отражающего пруда составляет сто шестьдесят футов, и форсирование этой водной преграды на обыкновенном автомобиле с первого взгляда кажется совершенно безнадежным предприятием. Но назвать «дюзенберг» обыкновенным едва ли повернулся бы язык у самого закоренелого скептика. Мужественно напрягая все свои двести шестьдесят пять лошадиных сил и восемь цилиндров, он совершил невозможное. Подобно танку-амфибии, оранжевый лимузин уверенно прополз по дну водоема и уже начал выбираться на противоположный берег, когда вода вокруг буквально вскипела сотнями мелких фонтанчиков.
— Вот же упрямые ублюдки! — сквозь зубы выругался Питт, сжимая рулевое колесо с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.
Охотники, ошеломленные непредсказуемым поведением, казалось бы, уже затравленной и загнанной в угол добычи, не сумели вовремя сориентироваться и потеряли почти минуту, пытаясь сообразить, как им действовать дальше. Придя наконец к согласию, они высыпали из микроавтобуса и открыли беспорядочный огонь по «дюзенбергу», которому осталось преодолеть не более десяти футов. Прекрасно понимая, что другого шанса им не представится, они продолжали стрелять, не обращая внимания на приближающиеся со всех сторон завывания полицейских сирен. Синие проблесковые маячки показались одновременно на Двадцать третьей улице и Конститьюшн-авеню, охватывая с флангов Мемориал Линкольна и Отражающий пруд. Наемники Шэня слишком поздно осознали, что попали в ловушку. Они могли бы вырваться из окружения, последовав за Питтом, но водитель «форда» сразу отмел такой вариант, как неосуществимый. Микроавтобус с его низкой посадкой и стандартными колесами не проехал бы и десяти ярдов даже на сравнительно небольшой глубине. Оставалась единственная надежда: прорвать кольцо патрульных машин, прежде чем оно окончательно сомкнется. Не тратя времени на совещания, киллеры прекратили огонь и поспешно попрыгали обратно в салон. «Форд», визжа покрышками, развернулся на сто восемьдесят градусов и помчался, набирая скорость, в обратном направлении.
«Дюзенберг» тем временем начал карабкаться вверх по полого поднимающемуся бетонному покрытию. Торопливо прикинув в уме соотношение высоты парапета с диаметром передних колес, Питт переключил скорость на первую и уменьшил газ. Шестеренки провернулись с надсадным скрежетом, но все-таки заняли свои места в нужной позиции. За два ярда до ограждения Питт снова придавил до отказа педаль акселератора, и автомобиль рванулся вперед, сопровождаемый отчаянным мысленным посылом хозяина: «Давай, старина, не подведи! Сделай это!»
И «старина» не подвел. Громко заурчав, «дюзенберг» высоко вздыбил капот и передние колеса, на мгновение завис днищем над стенкой парапета и тяжело рухнул на землю всей своей многотонной массой. Со стороны это выглядело так, будто какой-то доисторический монстр выбирается из морской пучины,
Сотрясаемая мелкой дрожью, мокрая и несчастная Джулия, отплевываясь, из последних сил заползла на сиденье и бросила взгляд назад. Микроавтобус с наемниками, преследуемый вереницей полицейских машин, во все лопатки улепетывал в сторону памятника Вашингтону. Убедившись, что опасность миновала, она выжала воду из подола своего вечернего платья и пригладила ладонью висящие сосульками волосы в заранее обреченной попытке навести марафет. А когда поняла, что все ее усилия тщетны, повела себя так, как всегда или почти всегда ведут себя особы слабого пола в аналогичной ситуации, повинуясь безусловному рефлексу, который почему-то принято называть женской логикой. Иначе говоря, принялась искать козла отпущения, чтобы обвинить его во всех своих злоключениях. Поскольку никого больше рядом не нашлось, вся накопившаяся злость целиком вылилась на голову Питта. Когда Джулия повернулась к нему, глаза ее горели первобытной яростью, как у разъяренной пантеры.
— По твоей милости я насквозь промокла и наверняка схвачу воспаление легких! Моя одежда безнадежно испорчена, теперь ее только на помойку выбросить. Прическа выглядит как ерш для чистки сортира! — Задохнувшись от негодования, она на несколько секунд замолчала, и выражение ее лица немного смягчилось. — Ты авантюрист и гнусный обманщик, Дирк Питт! — продолжала Джулия, но уже без прежнего азарта. — Не будь я обязана тебе жизнью, непременно потребовала бы возмещения убытков и морального ущерба. Или хотя бы новое платье, — добавила она жалобным голосом.
Питт уже съехал с газона на твердый асфальт и выбрался на Индепенденс-авеню. Впереди показался Мемориальный мост через Потомак, за которым начиналась прямая магистраль, ведущая к аэропорту и его любимому ангару.
— Насчет платья подумаю, — улыбнулся он. — И если ты будешь хорошей девочкой, отвезу к себе домой, где ты сможешь обсушиться, принять душ и выпить чашечку кофе.
— А если я буду плохой девочкой? — промурлыкала Джулия. — Что тогда?
Питт расхохотался. Отчасти от облегчения — как ни крути, а сегодня ему уже дважды удалось ускользнуть из объятий старухи с косой, — но главным образом, отдавая должное комизму ситуации. Купание в пруду превратило Джулию из ослепительной красавицы в жалкого, взъерошенного котенка, однако она продолжала кокетничать как ни в чем не бывало, одновременно стараясь, без особого, впрочем, успеха, прикрыть некоторые части тела, рельефно обрисовывающиеся под мокрым и сделавшимся совершенно прозрачным платьем.
— Продолжай в том же духе, — поощрительно усмехнулся Питт, — и тогда мы, возможно, как-нибудь обойдемся без кофе.
28
Солнечный свет уже пробивался сквозь жалюзи, когда Джулия выплыла наконец из дремотного тумана, чувствуя во всем теле необыкновенную легкость. Это было на редкость приятное ощущение, навеянное, без сомнения, бурными перипетиями минувшей ночи, особенно ее финальной части, завершившейся перед самым рассветом. Она открыла глаза, привела в порядок отрывочные, разрозненные воспоминания и принялась внимательно изучать окружающую обстановку. Большая двухспальная кровать, в которой она проснулась в гордом одиночестве, стояла в центре просторной комнаты, напоминающей капитанскую каюту парусного корабля конца позапрошлого века. Вся мебель и другие предметы обихода — от антикварных кресел, столиков и бюро до холодного оружия и старинных навигационных приборов на стенах и полках — словно сошли с иллюстраций к морским романам Фенимора Купера, Роберта Стивенсона, Рафаэля Сабатини и Сесила Скотта Форестера.