На грани развода. Вернуть любовь
Шрифт:
– Это окончательно, Ксюша. Я не позволю тебе уйти! Не позволю, потому что ты все еще любишь меня. Меня, а не Никиту! Плевать, что у вас с ним происходит, это не имеет больше смысла, потому что я тебя забираю, слышишь?
– А ребенок? – прижимаюсь лбом к его лбу, прикрывая глаза. – Ты сможешь простить ему то, кем является его отец? А мне?
– Я все могу тебе простить! – лихорадочно шепчет Глеб, крепче обнимая меня. – А он – часть тебя. Я клянусь!.. Я буду, буду любить его, Ксюша! Теперь я точно это знаю.
Из моего горла вырывается рыдание. Глеб отстраняется, наверняка
Он мой. Мы снова вместе. И нет никакого развода, нет чужого мнения, нет его сына с его ужасной матерью, моих родителей, которые будут против. Мне на все наплевать! Кроме Глеба. Потому что теперь я знаю, каково это – жить без него, и никогда я не захочу повторить этот горький опыт.
– Не плачь, блондиночка, нельзя же так… – прорывается через некоторое время в мое сознание голос Глеба, который утешает меня, покачивая в своих объятиях. – Ты себе навредишь, Ксюша! Подумай о ребенке, если не о себе!
Точно, ребенок! Какая же я дура. Неужели история с выкидышем ничему меня не научила? Нельзя так. Нужно брать свои эмоции под контроль.
Крепче прижимаюсь к Глебу, втягивая в легкие его запах,перемешанный с ароматом дождя, и медленно успокаиваюсь.
– Тебе нужно переодеться, я тебя намочил, – говорит Глеб, осторожно помогая мне подняться. – Давай в душ, Ксюш?
– Вместе, – не отпуская его от себя, требую я.
Он согласно кивает и ведет меня в ванную, где аккуратно снимает с меня всю одежду, а потом быстро раздевается сам. Мы становимся под горячие струи воды и просто позволяем ей себя согревать какое-то время, а потом Глеб берет дело в свои руки и моет нас обоих, медленно и методично, без единого намека на большее, чем просто желание стать чистыми.
Закончив, мы вытираемся, и он надевает мой безразмерный банный халат, а я – одну из своих удобных пижам, состоящую из рубашки и штанов, после чего сворачиваюсь на его коленях, о чем еще совсем недавно так мечтала, и готовлюсь рассказать правду.
– Хочешь чего-нибудь попить? – предлагает Глеб, играя мокрыми прядями моих волос.
– Нет. Глеб, я тебя обманула.
– Насчет чего? – напрягается он.
Я нерешительно встречаюсь с ним взглядами и глубоко вздыхаю.
– Я не спала с Никитой. Никогда. Я беременна от тебя.
Глеб подо мной каменеет. Кажется, даже дышать перестает. А потом зажмуривается и качает головой.
– Точно?
– Конечно! – Моему возмущению нет предела. – По-твоему, я настолько неразборчивая, что не знаю, с кем спала?
– Нет-нет, я не поэтому! – быстро говорит он, пресекая мои попытки отстраниться. – Но блин, Ксюш… Я идиот! Просто безответственный идиот! Боже, что же мы наделали, Ксюша?!
– О чем ты? – пугаюсь я.
– О ребенке, конечно! Мне нельзя иметь биологических детей, блондиночка… У них шансы пятьдесят на пятьдесят. Черт, лучше бы он был от донора!
Глеб выглядит так, словно хочет провалиться сквозь землю. Он пытается ссадить меня со своих коленей, но теперь я не позволяю,
– Перестань! – одергиваю его строго. – Врач сказала, что эта беременность без патологий. Конечно, уже после рожденияу ребенка может выявиться СЗК, но теперь ничего уже не поделаешь. Я не буду делать аборт из-за какой-то вероятности, которая может и не сбыться. А даже если случится худшее… Я видела сегодня Вову, Глеб. Он выглядит как нормальный ребенок. Думаю, с этим можно жить и мы справимся в случае чего. Просто впредь нужно что-то предпринять, чтобы больше не было таких случайных беременностей.
– Я сделаю вазэктомию, – вздыхает Глеб. – Это самый надежный способ. И я уже думал об этом, когда узнал об этой чертовой болезни! Не хочу быть таким же безответственным, как мой папаша. Его женам просто повезло, что он оказался неспособен зачать после сорока.
Это заставляет меня вспомнить кое о чем.
– Глеб… А ведь и правда, твой отец в каждом браке пытался завести детей. Он ведь знал о рисках, как он мог так поступать?
– Мог, потому что он эгоистичный мудак! – злится мужчина. – Я пытался с ним поговорить, когда узнал все семейные секреты от мамы, так он даже виноватым себя не чувствовал! Его оправданием служило то, что, в отличие от мамы, другие его женщины носителями гена не являются, а значит, риск совсем невелик. Не так, как было в моем случае.
– Стоп! Так они оба – носители?
Глеб устало смотрит на меня и глубоко вздыхает.
– Я, оказывается, многого не знал о своих родителях, Ксюш. Они лгали друг другу и мне заодно. Помнишь, я как-то рассказывал, что у меня был воображаемый друг в детстве? Так вот… Никакой он не воображаемый. Оказывается, у меня был брат и он умер от этой чертовой болезни, потому что ее слишком поздно диагностировали. Тогда папа всем этим занимался, потому что мама, как ты знаешь, самостоятельностью не отличается. Он уже тогда узнал, что они оба носители, но солгал ей, что все из-за нее, а он вообще ни при чем. Видимо, у них уже тогда все шло к разводу, хотя мама еще долго удерживала его рядом. Она буквально сошла с ума, убрала из дома все вещи, фотографии, все, что напоминало бы об умершем сыне. Его имя не произносилось больше в нашем доме. А когда я задавал вопросы, она начала убеждать меня, что он никогда не существовал и был лишь плодом моего воображения. Папа же просто пошел по пути наименьшего сопротивления, потому что ему всегда было плевать на всех, кроме себя.
Глеб выглядит просто опустошенным, и мне становится неимоверно жаль его. Я, конечно, знаю, что его родители довольно специфичные люди, которые не слишком интересуются им, но чтобы быть настолько отбитыми тварями? Это же просто уму непостижимо!
– Ох, Глеб, мне так жаль! – обнимаю его крепко-крепко, зная, какие чувства его снедают. К сожалению, родителей не поменяешь и того, что сделали с ним его, уже никогда не исправить. – Обещаю, какое бы здоровье ни было у нашего ребенка, мы не будем поступать с ним так же, как твои родители с тобой! И точно не будем скрывать от него ни болезнь, ни риск плохой наследственности, в случае, если он, как и ты, родится лишь носителем.