На грани тьмы

Немере Иштван

— Чего ты нервничаешь? — Лиммат смотрел на Манча сверху вниз. Теперь было особенно заметно, насколько тот ниже его ростом. Манч с трудом скрывал волнение, а Лиммат такие вещи замечал сразу.

— Они обозлятся да напустят на нас своих «гепардов». Тогда нам крышка! Конец! — пробормотал Манч.

— Лучше б тебе мессы в церкви служить, там не страшно. Ну, чего трусишь? — Лиммат дружелюбно хлопнул его по спине.

Однако и он был встревожен. Именно из-за Манча. «Крепость любой цепи зависит от ее самого слабого звена, — подумал

он. — Авось остальные не перетрусили и продержатся до конца, иначе и в самом деле скверно придется».

— Хорошо еще, что сам я убежден в успехе. — Лиммат выглянул в коридор. Маарен невозмутимо стоял на часах, это успокоило Лиммата. — Если бы вел переговоры ты, они бы уже атаковали нас. По твоему голосу ясно, что ты колеблешься. А ведь как шеф тебя расписывал! Говорил, без Манча и не беритесь: если он с вами, все удастся!

— Так и сказал? — немного ободрился Манч. Лиммат, пристально посмотрев на него, кивнул.

— Да. Но теперь я сомневаюсь в его словах.

— Не сомневайся! Я уже в порядке. — Манч встал и направился к двери. — Сменю Маарена.

— О’кей! И пришли сюда Катарину.

В четыре часа семнадцать минут на столе секретарши зазвонил телефон. Лиммат ухмыльнулся. Катарина подошла ближе. Ей тоже хотелось слышать разговор.

— Говорит полковник Эберт. Вы обдумали?

— А вы? — Последовала пауза, потом Лиммат снова заговорил: — Мы должны вылететь за границу, полковник. Думаю, вы не впервые руководите такой акцией, не так ли? Значит, вам ясно: после того что произошло в институте, нам нельзя оставаться в стране!

— Ваши интересы нас не волнуют. Мы не можем принять их во внимание.

— А придется! Условия диктуют именно наши интересы! Или рассчитываете, что мы поднимем руки и промаршируем в ваши объятья, а?

— Нет. Но о загранице не может быть и речи!

— А о самолете?

Эберт помолчал, потом медленно, обдуманно ответил:

— Может.

— Отвечайте определеннее!

— Да.

— О’кей! Мы это обмозгуем. А что с деньгами?

— Даем десять миллионов. Банки уже закрыты.

— Не смешите меня, полковник! Такие деньги приносят не из банков. Для подобных случаев есть специальные резервные фонды. Тридцать миллионов франков, полковник!

— Десять.

— Не унижайтесь, полковник! Мы оба рождены не для торга.

— Десять миллионов.

— Значит, торгуетесь? Тридцать!

— Сойдемся на половине, — предложил Эберт.

— Двадцать пять. Это мое последнее слово! — чуть помолчав, сказал Лиммат.

— Предлагаю двадцать.

Новая пауза. Лиммат и Катарина переглянулись. Казалось, в эти секунды даже воздух сгустился.

— О’кей! Пусть будет двадцать, но, как я сказал, бывшими в употреблении банкнотами. Доставьте их в самолет!

— Хорошо. — Голос Эберта звучал бесстрастно. Вожак террористов не уловил в нем ни усталости, ни волнения. — А теперь о заложниках.

— Оставим пока заложников! У нас есть новое требование.

— Говорите. — Эберт держал себя в руках.

— Положите в самолет шесть военных парашютов. В днище должен быть люк, из которого можно выпрыгнуть.

И опять короткая

пауза.

— Доложу начальству, — ответил Эберт. — А теперь наши условия. Обсудите их.

— Говорите, полковник, говорите! — В голосе Лиммата звучало высокомерное превосходство.

— Одновременно с прибытием автобуса вы отпускаете четырех заложников. На аэродроме прежде, чем сесть в самолет, отпускаете еще четырех. Остальных трех заберете с собой.

— Дальше! — Лиммат ничего не обещал. Он хотел выслушать все до конца.

— На аэродроме вернете документы, передадите с заложниками. Если этого не произойдет, машина не взлетит. Понятно?

— Продолжайте.

— Мы дадим вам самолет, в котором кабина герметически отделена от салона. Пилоты по внутреннему телевизору будут следить за тем, что происходит в пассажирском салоне. Поэтому не рекомендую причинять заложникам вред. Случись с ними беда, люк не откроется!

— А как с бактериями?

— Оставите в самолете с заложниками.

— Сколько дадите горючего?

— Сколько потребуется. Но повторяю: машина границу не перелетит! — голос Эберта отвердел.

— В самолете должна быть двусторонняя звуковая связь с пилотами, шесть компасов и один высотомер, — перечислил новые требования Лиммат. После упоминания о компасах Эберт понял, что он затевает, и не стал возражать.

— Значит, договорились? — спокойно заключил он.

— Еще нет, полковник, еще нет! Пока только о деньгах. Что касается остального, я посоветуюсь с товарищами и позвоню.

Через две минуты Институт радиоперехвата Центрального полицейского управления на одной из коротких волн услышал и записал на пленку следующий разговор:

— «Флора» вызывает «Джонатана»! «Флора» вызывает «Джонатана»!

— «Джонатан» слушает.

— Вероятно, придется осуществить третий вариант плана. Время и место встречи согласно договоренности.

— Понял. У вас все?

— Я кончил, «Джонатан».

— Желаю успеха, «Флора»!

Пеленгаторы продолжали шарить в эфире, но безуспешно. Через десять минут было готово заключение звуколаборатории: «Голос с позывными „Флора“, говоривший по коротковолновой радиостанции, принадлежит Кирку Лиммату. „Джонатан“ — кличка неизвестного, который утром звонил по телефону Масперо. Замеры показали, что один из передатчиков находится в Исследовательском институте сельского хозяйства, местонахождение другого ввиду краткости передачи установить не удалось».

— Вы считаете, что-нибудь выгорит? — спросил Бренн Эберта. Полковник успел проинформировать президента и сейчас расхаживал по тесному помещению, пытаясь преодолеть нервозность. Ясно, террористы что-то замышляют. И если им это удастся…

— Они в конце концов выскользнут у нас из рук! — Полковник рубит рукой воздух.

— Подозрительно тянут время, — качает головой Бренн.

— Явно ждут ночи, — вмешивается Трааль.

— Мне не нравится, что вы разрешили вынести бактерии из института. Если их вынесут, мы рискуем какого-нибудь цилиндра недосчитаться. А последствия… — вступил в разговор Амстел.