На грани тьмы
Шрифт:
Эберт знает: кроме профессора Дрейменса, разговор слышат и террористы. Надо следить за тем, что спрашивать, каким тоном, на чем акцентировать внимание. Каждое слово может иметь самые неожиданные последствия.
— Документы… Описания опытов с БЦ-8.
— Больше ничего?
Пауза. Гнетущая тишина. Слышится тяжелое дыхание Дрейменса, какой-то шум, потом уже знакомый Эберту мужской голос произносит:
— Хватит болтать, главный жандарм! Профессор вам ответил. Мы прочли бумаги, знаем, что творили в институте ваши люди. А на последний вопрос отвечу я сам, полковник. Да, мы отыскали кое-что в сейфе. Профессор пришел в
Разговор прервался в десять часов двадцать минут. Трааль вынул из магнитофона, подключенного к телефонному аппарату, кассету, вставил новую. Подозвал заместителя и приказал:
— Прокрутите сначала сотрудникам института. Надо узнать, действительно ли это голос профессора. Потом отвезите ленту в звуковую лабораторию для сравнения с имеющимися там записями голосов известных нам террористов. О результатах доложить. И побыстрее!
С минуту все сидели, молча глядя друг на друга. Потом Эберт откинулся на стуле и сказал доктору Амстелу:
— Профессор говорил о каком-то БЦ-8. И главарь террористов о том же. Скажите, доктор, поточнее, в чем тут дело?
— Как я уже говорил, речь идет об очень важной государственной тайне, — начал доктор Амстел.
Виктор Масперо сидел в редакции «Мустанга» за правкой статьи. Время тянулось медленно, до обеда далеко, еще не было половины двенадцатого. В перегороженных стеклянными стенками закутках народу немного. Шеф отослал всех «асов» на окраину города, где террористы напали на какой-то исследовательский институт, говорят, и стрельба была. Дело не очень заинтересовало Масперо. Он был специалистом по другого рода скандалам. Его репортажи не раз вызывали падение «великих мира сего». Масперо знал, что врагов у него немало. Да иначе и быть не могло. Но он оптимист и принимает жизнь такой, какая есть. Недели тишины, работы почти нет, потом в один час все меняется, редакция становится похожа на растревоженный муравейник, сотрудники, главным образом молодые, с благоговением шепчут: «Масперо опять взорвал „бомбу“!» Шеф Леонте знает его стиль и потому не смотрит косо, когда Масперо по две-три недели не приносит ни единой строчки.
Почесывая лоб, журналист встает, чтобы отнести выправленную статью на машинку, и тут на его столе звонит телефон.
— Масперо? Господин Виктор Масперо? — Мужской голос нетороплив, говорящий, видимо, желает удостовериться, действительно ли у аппарата нужное ему лицо.
— Да, это я.
— Хотите свергнуть правительство?
Вопрос неожиданный. Но не зря Масперо двенадцать лет занимается журналистикой, успел занять в «Мустанге» прочное положение. За это время он слыхивал много удивительных историй — и при личных встречах, и по телефону.
— Буду рад, если вы объяснитесь подробнее, — осторожно отвечает он и нажимает кнопку под столом, включая лежащий в ящике магнитофон.
— У меня мало времени. Вы слышали о нападении террористов?
— Да.
— Так вот, вопрос там решится в ближайшие часы. Хотите взять интервью у террористов?
— А есть такая возможность?
— Да. Кроме того, раздобудете факты, с помощью которых можно вызвать правительственный кризис и даже пошатнуть положение президента.
— Ладно, —
— Внизу у консьержа для вас оставлена сумка. Возьмите ее.
— Надеюсь, в ней нет адской машины? Предупреждаю, сам я ее открывать не стану.
— Причин для паники нет, господин Масперо. Вы нам нужны. — Масперо отметил это «нам». — В сумке найдете коротковолновую рацию, настроенную на определенную волну. Садитесь в машину, поезжайте в район Малагского моста, остановитесь в спокойном месте, выведите из окна антенну и вызывайте «Флору». Вы меня поняли?
— Вызвать «Флору». Понял.
— Разумеется, прихватите магнитофон. Остальное — ваше дело. Хорошо, если бы вам удалось продать материал и какой-нибудь радиокомпании.
— Постараюсь. Если он на самом деле сенсационный, в моих интересах сделать из него «бомбу».
Но незнакомец еще не считал разговор оконченным.
— Чтобы все было в полном порядке, мы переведем на ваш счет десять тысяч франков в ту самую минуту, когда материал появится в газете или прозвучит по радио, — добавил он.
Масперо промолчал. «Я им в самом деле очень нужен, — мелькнуло у него в голове. — Явно просочилась секретная информация, как в том деле, два года назад».
— Желаю удачи, господин Масперо! Вечером постарайтесь быть в досягаемом месте, скажем в редакции. Вероятно, получите еще одну «бомбу». Успеха вам, — закончил незнакомец.
Доктор Амстел облизал пересохшие губы. Тихо заговорил:
— Наша страна в свое время подписала одно международное соглашение. С тех пор, правда, появлялись известия о том, что некоторые страны нарушили соглашение, но в конце концов это оказывалось уткой. А сейчас мы сами попали в крайне опасное положение.
Трааль почувствовал, как по спине его пробежал холодок.
— Нам неизвестно, как поступили другие правительства. Мы же на всякий случай кое-что предприняли… Три года назад президент в обстановке величайшей секретности дал указание о проведении исследовательской программы. О ней не сообщено даже союзникам… И вот три года назад были созданы эти лаборатории. — Доктор указал рукой на видневшиеся в окне здания. — Мы начали со сравнительно простого вида бактериологического оружия. Средства предоставило военное министерство. Оно и содержит институт. Разумеется, вывеска «Исследовательский институт сельского хозяйства» — всего лишь камуфляж.
«Предчувствия меня не обманули». Трааль оглядел собравшихся. На лице Бренна ничего не отразилось. Он сидел, молча уставившись в стену, хотя было ясно, что не упустил ни единого слова. Полковнику Эберту, вероятно, кое-что известно об этом деле, и он ожидал продолжения с легким нетерпением. «Отделу национальной безопасности, конечно, положено знать о таких исследованиях», — подумал Трааль.
— Не будем увиливать от истины, господа, — сухо продолжал доктор Амстел. — В этом институте, как и в ряде других подобных учреждений, уже несколько лет ведутся испытания нового биологического оружия. Его применение, способное вызвать массовые эпидемии, даже в наше время, в эпоху атомных и водородных бомб, может решить судьбу ограниченной войны.