На грани
Шрифт:
Шныряющие глаза высунулись из-за груды бумаг, указали на ветхий стул, стоявший напротив. Сквозь сжатые губы просочилось глухое урчанье:
– Вот и встретились. Проходите. Думаю, вы к нам надолго.
Он медленно достал откуда-то и положил на стол Уголовно-процессуальный кодекс и уставился на меня своим механическим, неморгающим взглядом.
Вдруг спросил:
–
– Я учился в Макаровке*) и в Эдинбурге. Зачем вам моё образование? Вы меня на работу хотите пригласить?
Не обращая внимания на лёгкую подколку и уставившись на меня своим неморгающим взглядом, он спросил:
– У вас есть дети?
– Да. Дома меня ждёт дочь. – Я посмотрел в окно, за которым падали листья.
––
*)-ЛВИМУ им С.О.Макарова
Он смотрел на меня так, словно в его глазах была рентгеновская установка. Задержав на мне взгляд, он словно наводил фокус этой установкой; пытался прочитать правильный ответ на свой вопрос с тем, чтобы установить соответствие между сказанным мной и той очевидностью, которая была ему доступна. Как музыкант настраивает свой инструмент по камертону, так же и он искал, ему было необходимо сопоставить моё поведение при ответах на простые, ни к чему не обязывающие вопросы. Искал эталонные модели моего поведения с тем, чтобы использовать их в беседе со мной.
– Чудно! – на выдохе протянул следователь, делая записи в блокноте. По всей видимости, он фиксировал моё поведение при ответе на простой вопрос с тем, чтобы использовать его как эталон моей реакции при правдивом ответе. В дальнейшей беседе мой взгляд в окно станет для него индикатором правдивого ответа. Если же посмотрю в другую сторону – будет означать ложь. «Надо же, психолог, блин, – подумал я.– В его поведении всё продумано». Дальше могу сильно не утруждать себя полемикой, ограничиться краткими «Да» или «Нет». Будет достаточно жестов.
С изумительной уверенностью в своей правоте он произнёс:
– Вы обвиняетесь в контрабанде, незаконном вывозе нефтепродуктов. Вот постановление и определение об избрании меры пресечения, – он протянул мне какой-то текст на бланке с двуглавым орлом. – Я вам советую во всём признаться. Чистосердечно… ну, вы понимаете…
– Помилуйте, – посмотрев в осенний мрак, растворённого окна, произнёс я, – но с нефтепродуктами вы не по адресу. Об этом я мало что знаю, кроме того, что, агентируя пароходы от имени судовладельцев, мы заказываем топливо у тех, кто имеет лицензию на бункеровку. Кроме того, мы занимаемся фрахтованием, логистика грузов, сюрвей – делаем весь комплекс услуг в судоходстве. Об этом могу много вам рассказать. А с нефтепродуктами вы, очевидно, ошиблись.
Я говорил неторопливо, обдумывая каждое слово. Пусть следователь подстраивается под размеренный лад. Спешить некуда. Допрос не может длиться вечно. Он демонстрировал вежливость и показной интерес – использовал весь арсенал, чтобы расположить к себе. Заглядывал в глаза. Был очень заинтересован. Задавал простые вопросы, не относящиеся к нефтепродуктам, чтобы меня разговорить и понять жесты и мимику. Задавая каверзные
То он сидел напротив с маской искренности на недоверчивом лице: участливо качал головой, хмурил брови, цокал языком. Порой складывалось впечатление, что он с головой погружён в свалившиеся на меня неприятности, глубоко сочувствует и напряжённо ищет, чем бы помочь. В то же время, с безжалостной точностью он фиксировал не только ответы, но и взгляды, все движения. Поймав мой взгляд в окно, он в первый раз оторвался от вороха бумаг на столе и пристально посмотрел на меня. Ничего не сказал. Затем неспешно дотянулся до верхней полки, взял толстый файл и, положив его на кучу бумаг, разбросанных на столе, открыл на странице, заложенной закладкой. Выразительно вытянув губы и неловко наклоняя голову, произнёс:
– Ну… вот вам и доказательства, мил человек. Советую вам самому рассказать. Оформлю явку с повинной. Вам это зачтётся. И посмотрите! Повернувшись в сторону шкафа, он широким жестом обвёл нагромождение стоящих там папок и после таинственной паузы произнёс:
– Тут все доказательства.
При этом он отчего-то покраснел до самых ушей, и его лицо перекосилось какой-то ироничной улыбкой.
– Доказательства чего, уважаемый? Я вас явно разочарую, но я неинтересный собеседник не тему нефтепродуктов. Мне совсем нечего вам рассказать. Я просто не знаю.
– Чёрта лысого ты не знаешь! – вскрикнул он резко и раздражённо. – Если вы собираетесь разводить канитель – я вас быстро закрою. – Добавил, смягчая, с особой интонацией нескрываемой иронии:
– Вот так, уважаемый.
В повисшей паузе и глубокой задумчивости следователь перелистал страницы толстой папки, не отрывая от меня своего прищуренного взгляда. Потом, опустив глаза и уткнувшись в папку на странице с заложенной закладкой, долго смотрел, словно видел её впервые и очень хотел найти решение важной задачи.
– Так вот же! – с нескрываемой радостью воскликнул он, тыча пальцем в страницу. – Вот заявка на доставку бункера и снабжение греческого судна. На ней стоит ваша подпись. Бункер был левый, неучтённый. После окончания погрузки судно ушло за границу с контрабандным топливом на борту – вы организовали всю эту канитель и контрабандой вывезли топливо за границу.
Довольный собой и сделанным выводом, он закинул руки за спину, откинулся на спинку скрипучего стула и с каким-то высокомерным снисхождением некоторое время смотрел на меня.
– Да. Я и не отрицаю. Все финансовые документы, заказы на снабжение флота, в том числе на бункер, должен подписывать директор. Вот и подписывал. Но, простите, я не понимаю, в чём моё преступление.
– В том, что вы заказали неучтённое топливо. Вы не могли об этом не знать. Значит, вы, по крайней мере, соучастник, а скорее всего организатор преступной группы.
– Заказ, как полагается, был отправлен в «Портофлот». Они бункеруют. А происхождение топлива мне неизвестно. Да откуда мне знать?