На грани

Матвеев Виктор

– У нас достаточно оружия, господа. Если власти попытаются освободить судно – мы отобьём нападение, сожжём пароход, а сами уйдём под прикрытием наших друзей. Могу вам сказать, что мы вас не тронем. Если, конечно, вы проявите благоразумие, и у вас даже в мыслях не будет оказывать нам сопротивление. Передо мной поставлена цель – напугать Матвеева и повредить, может быть, затопить пароход, довести его компанию до банкротства.

Кое-что пошло не по плану. Альфа поделился с Зарецким, что «Матвеев грубо ответил».

Потерпев фиаско с блицкригом, они изменили

план. Для выполнения новой задачи нужно было действовать осторожно, не привлекая внимание служб слежения за безопасностью мореплавания. Альфа всем повелел педантично выполнять предписания судовладельца с тем, чтоб создать иллюзию обыденной жизни на судне, чуть нарушенной визитом шведской полиции, и, пользуясь неожиданной помощью прессы, накинувшейся на стражей порядка, вывести «Арктик Си» из тесноты Балтийского моря в бескрайнюю ширь Атлантического океана. В разговорах с Солчартом приказал насыщать версию деталями о посещении судна шведской полицией…

Далее, следуя обычным курсом, но уже под контролем и в немногословной сплочённости с Альфой, под пристальным взором из-под его напряжённого лба, Капитан нёс тяжёлое бремя сочинительства, составляя ежедневно отчёты о состоянии судна и экипажа с одной мыслью: «успеть бы отправить не поздней 09.00». Напрягая фантазию, он тыкал не очень послушным пальцем по клавиатуре, составляя предложения так, чтоб было похоже на обычный доклад… о визите шведской полиции, как под копирку, тот изощрялся, собирал слова в предложения, отвечая на вопросы требовательного Карпенкова от имени всей команды.«Карпенков, твою мать. Да кто ты такой?» – с заурядной унылостью от затылка ко лбу каталась, как биллиардный шар, застрявшая мысль.

Перед выходом из Балтийского моря Капитан, как полагается, сделал доклад в службу движения (Sound VTS) Датских проливов на 72-м канале УКВ и, получив одобрение, провёл судно проливами особенно осторожно, чтоб «не дай Бог, не привлекать внимания».

Далее, до Ла-Манша, спокойная навигация.

29-го его проводили на вечернюю вахту перед подходом к Английским проливам*). Пройдя Ла-Манш, легли на обычный курс на мыс Финистерре.

Английские проливы*) =пролив Ла-Манш – район интенсивной навигации. При прохождении Ла-Манша Международными правилами предписана особая осторожность и повышенное внимание штурманов, а также нахождение Капитана судна на мостике, как при плавании в узкостях.

31-го Капитан чувствовал себя comme il faut и даже игриво. Однако вооружённая свита,сопровождая его в чёрных масках, поддерживала во время подъёма по лестнице, ведущей на мостик, поскольку он неуверенно ставил ноги, как годовалый ребёнок, только что научившийся ходить. Поднявшись на мостик, он долго дёргал ручку не очень послушной двери. Дверь, наконец, уступила. На столике возле радара его ожидал приготовленный завтрак… кроме кнопки тревоги, напомнившей о терроризме, всё радиооборудование, все бортовые компьютеры и системы обнаружения функционировали в рабочем режиме.

В 10.30 на плоттере он вдруг обнаружил, что судно, оставив по траверзу левого борта порт Лиссабон, легло на курс 250.Отклонилось от своего маршрута 209,проложенного до порта Беджайя.

Провода АИС были вырваны с

корнем. Дисплей не работал.

Ни с того ни с сего он услышал давно полюбившийся голос Криса Ри:

«О, научи меня танцевать, чтобы я мог танцевать с тобой…»

Он бережно взял изумлённую Альфу за руку и потянул в приглашении к танцу, заглядывая в глаза. Его заманчивое предложение было принято, и, смакуя момент, левой рукой за правую руку партнёра, слегка её приподняв, повёл в медленном танце по мостику, как по танцполу, прижавшись локтями. Заметив волнение партнёра, Зарецкий, чуть улыбаясь, сказал:

– Нет ничего, о чём стоило бы волноваться.

В приставном шаге, легко перемещая ноги, они синхронно скользили, двигаясь там, тарарам, там-там. Их лица близко, всего лишь на расстоянии дыхания, глаза в глаза, подавали едва заметные сигналы о смене позиции в танце.Он позволял себе быть ведомым – и пара тут же перемещалась в новое положение, следуя за мелодией такт-шаг, то там, то там, ускоряясь за ритмом и замедляясь, игриво вращались на месте в непринуждённой близости танца, лучше узнавали друг друга.

И, чуть потянувшись навстречу, Зарецкий зацепился штаниной за торчащие провода вырванной с корнем кнопки тревоги, ощутил холодок в затылке и пожалел, что так коротко было пожатие секундного умопомрачения…

После вахты его отводили в лоцманскую каюту, на палубу «С». Как и весь экипаж, его запирали в каюте со сломанными изнутри дверными замками и сильно подпиленными барашками иллюминаторов, так что их было невозможно открыть. Еду приносили в каюту.

В каюте же Капитана расположились пираты…

А второго числа он обнаружил окончательную пропажу названия судна и логотипа Компании, вдруг спрятавшихся под слоем ещё не высохшей краски. С крыла мостика, во время несения вахты, его взгляд прилип к намалёванным свежим буквам, сложенным в несуразное слово – TANIA, – появившимся на том месте, где много лет узнавали по названию «Arctic Sea», непостыдную марку Компании, на месте эмблемы которой, на фальштрубе, разверзлась темноватая обречённость в мутно-синих оттенках.

* * *

В то же самое время в Компании получали, как обычно, информацию о движении судна: количество топлива на борту; погодные условия и состояние моря; порт назначения и ETA*…

ETA (expected time of arrival) *– ожидаемое время подхода

Дознание экипажа, начатое 24-го, продолжалось: звонили озадаченные заявлением о посещении судна представители шведской полиции; звонил Карпенков, следивший на навигационном сайте за движением судна под усыпляющую монотонность ответов Капитана и экипажа, которые звуками своих затянувшихся песен, как сирены, твердили о наезде шведской полиции, притупляя его проницательное внимание…