На границе вселенной. Шёпот звёзд
Шрифт:
Мы медленно считали вместе. «Раз», – и я взял кусачки из его руки. «Два», – и я захватил кусачками красный провод. «Три», – и щелчок. Провод перерезан.
Огонёк на ошейнике стал мигать всё быстрее, и запищал детонатор. Лукас оцепенел в ужасе, а я резко отбежал от него на пару шагов. Через секунду раздался взрыв. Меня отбросило к стене, было очень горячо, я упал на пол, ощутил дикую боль и потерял сознание. Комнату охватил огонь, отчего включилась сирена, от звука которой я и пришёл в себя.
Тело моего товарища разметало по всей комнате. Моя одежда сгорела,
Сирена замолкла, и за дверью были слышны голоса доктора и детей. Они пытались освободить меня. Я молча стал высматривать нужный провод, мы с Лукасом уже находили его, когда вламывались в лабораторию. Всё расплывалось перед глазами, но я не сдавался, и через пару минут смог отличить нужный провод. К тому моменту, как я его перерезал, ручка кусачек застыла в моей коже. И, наконец-то дверь открылась!
Из комнаты, наполненной огнём, я вышел почти невредимый. На мне остался один ошейник, который расплавился от огня и прикипел к коже. Я держался за голову, которая жутко болела. Доктор ошарашенно смотрел на меня, как только я показался из-за двери.
– Маркус! Что случилось? – вскричал он.
– Лукас… хотел снять ошейник… – пробормотал я, пытаясь отдышаться на нормальном воздухе, и почти свалился с ног, но доктор вовремя подхватил меня.
Гемилион велел детям потушить огонь, снял с себя белый пиджак и накинул его мне на плечи. Потом он медленно проводил меня в душевую, где помог отмыться от гари и обгорелой плоти друга. Сам я был не в состоянии даже нормально стоять. Гемилион одел меня в новые штаны, также не спеша отвёл в каюту, уложил в постель и накрыл одеялом. «А с рукой мы завтра разберёмся», – сказал он, рассматривая приплавленные к моей ладони кусачки. Мне было очень плохо, и я сразу же отключился.
Утром следующего дня звонок на завтрак меня не разбудил, я проснулся после обеда. Состояние было вялое, жутко болела голова. Валекиан сидел рядом.
– А я уж думал ты не проснёшься! – тревожно сказал он.
– Почему же так плохо? – пробормотал я, держась руками за голову.
– Может, потому что ты выжил после взрыва. Скажи мне, как? На тебе ни единого ожога!
– Не знаю, – я ничего не соображал, очень мешались кусачки, которые уже стали частью моей правой руки.
– Доктор велел отвести
– Да, – я тяжело вздохнул.
Путь по коридору был мучителен, я только и повторял про себя: «Когда же это всё закончится?». Мы шли медленно, меня шатало от бессилия. Друг придерживал меня за плечи. Он постучался в дверь лаборатории, и Гемилион встретил нас. Доктор велел Валекиану возвращаться в каюту и помог мне дойти до кушетки.
Казалось, вся моя спина – это один большой синяк, и я аккуратно присел. Гемилион придвинул стул и сел рядом со мной.
– Ты помнишь, что вчера произошло? – спросил старик, пристально глядя на меня.
– Отчасти, – я снова взялся за голову.
– Почему Лукас хотел снять ошейник?
– Он был самым старшим из нас, поэтому боялся, что скоро пропадёт, – честно ответил я.
– Ты знаешь, что именно, он сделал?
– Нет, он велел отойти, а я собирался выходить из комнаты, когда всё случилось, – я ещё крепче схватился за голову и говорил, изнывая от боли.
– У тебя может быть сотрясение мозга, мне нужно посмотреть. Ложись на кушетку.
Доктор присоединил к моей голове четыре провода, и минут десять что-то анализировал на приборах.
– Да, всё, как я и думал. Несколько дней покоя, и это пройдёт. Пока поставлю тебе обезболивающий укол, – он снял провода с моей головы.
– Нет! – громко возразил я, насколько было сил. – Не надо никаких уколов!
– Маркус, иначе твоя голова будет болеть ещё долго. И только под действием обезболивающего я смогу снять расплавленный ошейник и кусачки.
– Я вам не верю!
– Что случилось? Я никогда не обращался с тобой плохо, – недоумевал старик.
– От ваших уколов умирают другие дети! – в отчаянии поспешно говорил я. – Я же не слепой!
Доктор замолчал и задумался. Он встал и ходил по лаборатории, то и дело потирая очки. Я вертелся на кушетке, боль не давала ровно лежать. Гемилион подошёл ко мне и спросил:
– Хочешь я расскажу тебе о тех уколах? Если ты позволишь потом поставить тебе обезболивающее
– Давайте, – еле ворочая языком, согласился я.
– Я хотел сделать тех детей особенными, почти как ты. Я вколол им сыворотку на основе твоей крови, и, честно, я был уверен в успехе, – последние слова он произнёс надорванным голосом.
– Но вы повторите этот опыт снова.
– Да, но тебе нет смысла бояться своей же крови, – старик усмехнулся. – Я надеюсь сделать её безопасной для остальных.
– Почему вы не спросите у детей: хотят ли они стать такими же, как я? – возмущённо закричал я.
– Я всегда говорю с детьми, когда спасаю их. Они в курсе, что пути назад нет. Тоже самое я говорил и тебе на Амаране.
– Вы спасаете детей, чтобы сделать из них подопытных! – от злости я почти во весь голос кричал.
– Я даю им лучшую жизнь! Да если бы не я, они бы умерли уже давно в том аду, что творится на их планетах! – в сердцах вскричал Гемилион, достал автоматический шприц, и по нажатию кнопки в него набралось содержимое из ампулы. – Ты готов?