На холмах любви

Ли Эйна

Элизабет вытерла пот с его лба.

– Неужели вы полагали, Роберт, что война – это достойное занятие? – ласково спросила она. – Неужели вы думали, что война – это игра, в которой никого не ранят и не убивают по-настоящему? Нет, Роберт, в любой войне людям ни в чем не повинным приходится страдать наравне с виноватыми. Если бы гибли только виноватые! Но ведь в обществе всегда есть и хорошие, и дурные люди – и невинные будут гибнуть и страдать так же, как и виноватые. Разве убить их – это и значит просто-напросто победить врага? Разве они не такие

же шотландцы, Роберт?

Он бросил на нее страдальческий взгляд.

– Именно это – самое невыносимое. Когда я сражался во Франции или против англичан, все было проще и понятней. Боже, лицо Джеймса до сих пор стоит у меня перед глазами! Вы никогда не видели такого страдания! Убийство шотландцев, наших соотечественников, – этот грех лежит на совести и у него, и у меня.

Элизабет с любовью обхватила ладонями его лицо, в глазах ее было сочувствие.

– Людям с совестью не место на войне, Роберт. Мой брат сражается в армии Аргайла. Что, если он падет от удара вашей шпаги?

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Роберт уткнулся лицом в ее бархатную пышную грудь.

– О Боже, Бет, люби меня! Прощу, люби меня! – проговорил он умоляюще.

Она погладила его по волосам, прижала к груди его голову. И, разрываясь между любовью и ненавистью, наклонилась, поцеловала его и прошептала:

– Вы были правы, милорд. Утром я, конечно же, возненавижу себя.

Глава 15

Свет, отбрасываемый единственным фонарем, горящим в конюшне, рисовал странные силуэты на стене, в то время как два человека склонились над лошадью, лежащей на соломе.

Элизабет откинула прядь волос, выбившуюся из-под ленты, которой она перевязала свои золотистые локоны.

– Держи ей голову, Тимз, – проговорила она, вытирая пот с черной бархатистой шкуры своей кобылки. Кобыла тяжело дышала, ее бока вздымались от напряжения и боли.

Почувствовав, что у лошади начались схватки, Элизабет навалилась на нее сбоку, чтобы удержать – лошадь попыталась встать на ноги.

– Не давай ей подняться, Тимз, держи ее крепче!

Блестящие глаза страдалицы выкатились, схватка повторилась, и Элизабет с ужасом увидела, как показались ноги жеребенка.

– О Боже! Жеребенок идет неправильно!

И она в отчаянии огляделась, ища чего-нибудь, чем она могла бы помочь страдающей лошади.

– Тимз, быстренько. Дай мне вон те вожжи. – Она указала пальцем на стену, где висели вожжи.

Как только Тимз отпустил голову, лошадь опять забилась. Элизабет изо всех сил удерживала испуганное животное, не давая ему встать.

И вдруг случилось чудо: сзади протянулись две сильные руки, чтобы помочь ей. Она удивленно оглянулась и увидела мужа. Несколько мгновений Элизабет смотрела на него, потрясенная и обрадованная, а тем временем Роберт вынул кинжал, быстро разрезал поводья и с улыбкой протянул ей кожаную полоску.

Элизабет быстро связала ноги жеребенка и откинулась назад в полном изнеможении. На лице ее были

написаны самые дурные предчувствия. Она чуть не плакала.

– Жеребенка нужно повернуть. Я не уверена, что у меня хватит на это сил.

– Давайте я это сделаю. – Роберт уже закатывал рукава рубашки.

Элизабет не заставила себя упрашивать, уступила ему место, а сама стала придерживать голову лошади.

– Куда, черт подери, подевался Уилл? – раздраженно спросил Роберт.

– Уилл сломал ногу, а Дэвид уехал в замок Лэнгли, – ответила Элизабет.

Тем временем Роберт бережно сложил ножки жеребенка и протолкнул их обратно. Потом с величайшей осторожностью нащупал тело и принялся медленно поворачивать его. Кобыла, испуганная этим вторжением, попыталась подняться, а Элизабет, чтобы успокоить лошадь, принялась шептать ей на ухо:

– Тише, тише, Лисия, девочка моя. При этом она ласково гладила ее.

Через несколько мгновений Роберту удалось повернуть жеребенка, и он начал его тащить. Тимз с изумлением смотрел, как жеребенок, освободившись от почти смертельных тисков, выскользнул из матери, обернутый в блестящую серую оболочку. Ему тут же развязали ножки, потом все отошли от стойла, предоставив новорожденного заботам матери.

Вымыв руки, Роберт обратился к Тимзу:

– Тимз, мальчик мой, не мог бы ты сходить к Ардис и попросить ее, чтобы она меня накормила? Я целый день провел в седле и порядком проголодался.

– Хорошо, милорд.

И Тимз, состроив рожу, тут же выбежал из конюшни.

Роберт и Элизабет остались одни. Молодая женщина стояла, прислонившись к стенке стойла, и горящими глазами наблюдала за кобылой и жеребенком.

– Если вы хотите, сударыня, видеть все как следует, – проговорил Керкленд, – лучше смотреть сверху.

И, взяв ее за руку, он помог ей подняться по лестнице на сеновал.

Элизабет растянулась на животе и стала свидетельницей умилительной сцены, происходящей внизу, в стойле. Лисия старательно обхаживала новорожденного детеныша. Его мокрая шкурка блестела, а кобыла терпеливо облизывала маленькое тельце.

– Разве это не прекрасно, Роберт? – У Элизабет от умиления выступили на глазах слезы.

Роберт лег рядом с женой, положил руку ей на плечо и привлек к себе. Он зарылся носом в ее мягкие волосы, его горячее дыхание согревало ей щеку. Так они лежали долго и смотрели на лошадей.

Кобыла слегка подтолкнула жеребенка, и тот попытался подняться. Элизабет затаила дыхание и схватила Роберта за руку, глядя, как малыш пытается встать на свои длинные тонкие ножки.

Потом она с облегчением выдохнула:

– Удалось! Какой он славный, правда? Одни ноги!

Вместо ответа Роберт хмыкнул. Повернувшись на бок, Элизабет заглянула ему в глаза.

– Разве это не самое замечательное из всего, что вы видели, Роберт?

Керкленд смотрел в ее большие карие глаза. Он ощущал рядом с собой мягкую упругость женского тела и в своем собственном теле почувствовал предательское волнение.