На исходе алого заката
Шрифт:
*****ц. Как будто в другой жизни всё было. И Она в том числе…
В груди под рёбрами снова неприятно саднит. До блевоты… Лучше б я сдох там в этом долбаном Израиле или, на худой конец, остался после Полицейской академии в Нью-Йорке.
«Мне есть кого любить и есть с кем трахаться».
Эти её слова без конца крутились в голове как на репите.
За*бись. Поздравляю.
И тут же роем больной мозг атакуют все её остальные фразы.
«Ненавижу»
«Не трогай меня»
«Я тебе не безвольная кукла»
«То,
И что-то там типа «Тебя в моей жизни больше никогда не будет»
«Я люблю его, ясно?»
Ясно, Дженнифер… ясно.
Закрываю глаза и морщусь от ритмичной пульсации в висках. Грёбаная мигрень мать её…
— Меееееууууу, — орёт оно, залезая мне на живот.
— Ну ты совсем попутал, пучеглазый! — озадаченно констатирую я, глядя на то, как эта плюшевая туша бесцеремонно укладывается сверху и начинает тарахтеть, имитируя двигатель старого, подуставшего форда.
Снова осматриваюсь. Я дома у Роуз Онил. Узнаю эти бежевые стены и работы её отца. В голове начинают мелькать картинки вчерашней ночи.
Я устроил себе лихие покатушки до самого Сакраменто. Только поток встречного ветра, моя тачка и дорога… На обратном пути заметил Онил на остановке, премыкающей к загородной трассе. С ней ещё рядом был какой-то смазливый пилот-петушара.
Дальше… она каким-то образом оказалась за рулём моей бэхи. Ехала как пристукнутая. Тряслась, молилась, разговаривала сама с собой, недовольно кряхтела, с опаской глядя во все зеркала и с каждой минутой всё больше покрывалась испариной. Но вроде обошлось без происшествий…
— Так, морда, ну-ка свали, — нехотя поднимаясь с постели, прогоняю наглого кота и, зевая, чешу затылок.
Четыре. Почти вечер. Вырубило меня вчера намертво.
— Мееееееууууууу…
Лупится на меня своими шарами. Что хочет ни черта непонятно.
— Как там тебя… Освальд? Чё ты разорался?
Кот нервно виляет хвостом и ещё пару раз издаёт это своё противное затяжное «меу». Запускаю пальцы в волосы и массирую голову. Боль адская. Ну не мудрено…
На тумбочке замечаю стакан воды и колёса. Очень кстати. Во рту сушняк, будто сутки скитался по горячим пескам пустыни…
Блаженно опрокидываю в себя вожделенную жидкость, запивая таблетку. Ставлю стакан на место. Встаю. Башню кружит неистово. Кое-как добираюсь до туалета. Умываюсь ледяной водой и недовольно смотрю на свою изрядно помятую морду.
– *****ц ты красивый! Загляденье на хер. Мешкари на пол лица, щетина и волчий оскал. Зашибись…
Лезу под холодный душ дабы немного взбодриться и спустя десять минут чувствую себя на порядок лучше.
Возвращаюсь в гостиную и как раз в тот момент, когда складываю диван, слышу хлопок входной двери.
— Хэй, проснулся? — улыбается Роуз.
— Ага…
— Как ты? — смотрит весьма сочувствующе.
— Как будто
Я уже и не помню, когда в последний раз мне было так дерьмово. По ходу с непривычки знатно так дало по мозгам.
— Пойдём на кухню, сварю тебе кофе, — дружелюбно предлагает она, подмигивая. — Надо поговорить.
— Давай только без воспитательной беседы, я уже взрослый «мальчик», — предупреждаю её, забирая из рук тяжёлые пакеты. — Ты «Сэвэн Элэвэн» ограбила?
— Да так, закупилась немного, — пожимает она плечами. — Я брала твою машину, тут недалеко же совсем…
— Ну и молодец, — хвалю её я.
— Я правда затупила на перекрёстке, — отчаянно смущается она.
— Бывает…
Девчонка тяжело и смиренно вздыхает. Без макияжа и в простом спортивном платье она выглядит ничуть не хуже, чем при полном параде.
Мне всегда нравилась та же естественная красота Смит… Блестящие, благоухающие фруктами волосы, гладкая, нежная кожа… отсутствие духов и косметики на лице. На меня всё это действовало просто убийственно. Особенно в первый месяц её появления в нашем доме.
Может, поэтому я и срывался на ней так часто. Сам не понимая, чем именно она так меня раздражает и дико бесит. Но ведь уже тогда мои мысли в отношении неё заходили неприлично далеко. Особенно в те моменты, когда она смело давала мне отпор, вступая в очередную словесную перепалку.
Сучка.
Знала бы она сколько раз я мысленно опустил её.
На колени перед собой.
Хотелось, чтобы она заткнулась и использовала свой рот по назначению. Потому что её порнушные губы (как выразился один мой знакомый, когда увидел Смит) рождали весьма красочные фантазии. Неприличные (ведь речь шла о почти-сестре!) и яркие до безобразия…
— Твой Освальд достал орать, — усаживаясь на стул, жалуюсь я. Котяра тут же прыгает мне на колени. — Нет, ну ты видела это?
Онил смеётся.
— Чё ты прицепился, зверь? — недовольно спрашиваю я, но всё же протягиваю руку, чтобы его потискать.
Затерроризировал уже! Пальцы касаются мягкой шерсти, и кошак, клянусь, начинает блаженно подкатывать свои глаза.
— Ты ему понравился. И его зовут Оскар, — она всё же не может сдержать улыбку. — Освальд… Ну ты даёшь! Он мешал тебе спать ночью?
— Пару раз я скинул его с дивана, но без толку… тарахтел рядом, — почёсывая плюшевого за шкирку, рассказываю я, вспоминая комичный глухой стук, с которым эта туша приземлялась на пол.
А ещё говорят, что коты всегда падают на лапы… Ну-ну. Точно не про этого тяжеловеса.
— Вообще, Оскар не любит посторонних и редко когда проявляет интерес сам.
— Ооо, я польщён, — тяну кошару за ухо, и тот уплывая в сторону, теряет равновесие и едва не падает. — Ржачный. Похож на меня пьяного.