На исходе лета
Шрифт:
Вот как было дело, и мне не терпится услышать, какой ерундой они там занимались, когда те, кто уцелеет после встречи с грайками и этими проклятыми ревущими совами, вернутся домой. А пока что, прошу прощения, не в обиду вам будь сказано, я пойду в тихое местечко немного передохнуть.
— Иногда мне кажется, — заметил Каддесдон, — что мы никогда не доберемся до твоего Крота Камня.
— Нет, Каддесдон, это не мы доберемся до него, мы должны позволить ему добраться до нас.
— Это слишком тонко для меня, Мистл. Да… итак, в Кумнор? — спросил он, в шутку притворяясь
— В Кумнор, — ответила Мистл. — Знаешь, Каддесдон, но, если мы не найдем его в Кумноре, я постараюсь больше не искать его.
— Значит, в Кумнор!
Впервые Мистл позволила Каддесдону идти первым и пошла за ним. В глазах ее была любовь, и она увидела в нем то, что появилось совсем недавно: теперь он ступал медленно и грациозно, открыв, что время не враг, а друг крота.
Глава двадцать вторая
Из всего сумасшедшего путешествия в Кумнор Сликит вспоминала впоследствии только одно: прощение Биченом крота Слова под аккомпанемент пронизывающего ветра и проливного дождя, а также топот бесчисленных кротовьих лап, несущихся вперед.
— Каменный придурок! — прошипел в темноте чей-то голос.
Это было в лесу, в Эпплтоне.
— Каменный придурок, он здесь!
В Эпплтоне ночью Бичена остановил какой-то крот, которого никто не знал. Немедленно подскочили Букрам и Сликит, всюду подозревавшие ловушки. Бичен никогда не замечал подобных вещей. Для такого мудрого крота он казался удивительно простодушным, но те, кто его хорошо знал, любили его именно за это.
Бичен сказал:
— Крот, ты помог нам в Фрилфорде. Чем я теперь могу помочь тебе?
— Со мной крот, который ищет прощения, — ответил незнакомец.
Бичен кивнул, и крот повел его, Сликит и все еще настороженного Букрама туда, где сгнивший пень служил защитой от ветра. Здесь пахло грибами и сыростью, и вскоре они почувствовали еще один запах: отвратительный смрад чумы.
Там, в тени, скорчился крот. Бока его дрожали, а все тело было поражено язвами, говорившими о заключительной стадии чумы. Из глаз сочился гной, слышалось затрудненное, хриплое дыхание.
— Как тебя зовут? — мягко спросил Бичен. — И чего ты от меня хочешь?
Крот, который привел их сюда, подошел к больному, словно защищая его, как Букрам — Бичена:
— Это мой отец. Он хочет прощения перед смертью.
— За что? — спросил Бичен.
Но не успел крот ответить, как Букрам приблизился, пристально вглядываясь в больного.
— Бичен, — взволнованно прошептал он, — я знаю этого крота, я знаю его, он…
— Пусть скажет сам, Букрам.
Взглянув на больного крота, Бичен спросил:
— Кто ты?
— Я тот, кто наказан, но не прощен, — прошептал крот, и каждое слово стоило ему страшных усилий.
— Чем я могу тебе помочь?
— Мой сын сказал, что ты Крот Камня. — Крот обратил к Бичену взгляд, полный страдания. Бока его тяжело вздымались, когда он пытался справиться с болью. Потом он снова заговорил: — Мое имя Вайр. Я наказан за то, что сделал, но хочу прощения.
— Да… Вайр из Бакленда, —
— Что же ты сделал, крот? — спросил Бичен.
— Многое, — ответил Вайр. — Многое, чего не должен был делать.
К нему подошел сын и склонился над больным, шепча слова утешения.
— Тогда, крот, если ты хочешь прощения и больше чем прощения, сделай то, что должен, — произнес Бичен скорее сурово, чем сочувственно. — Повернись в эту ночь спиной к Слову, а носом — к Камню. И тогда все, что тебе нужно, будет тебе дано, даже в час твоей смерти.
— Где найти Камень?
— Он здесь, Вайр, здесь, перед тобой. Не отнимай время у меня и у других кротов и у твоего сына в поисках того, что, как ты знаешь в глубине души, ты нашел давным-давно, — тебе просто не хватало мужества признать это. Сейчас оно здесь, крот, и ты это знаешь. — Бичен произносил это бесстрастным и будничным тоном. — Кроты Слова много говорят об Искуплении, или наказании, или возмездии. Ты страдаешь за кротов, которых ты и другие по твоему приказу мучили и наказывали во имя Слова. Ты заразился чумой от их страданий. Я осуждаю тебя не за это — ты сам уже осудил себя. Если ты хочешь прощения, то должен начать сначала, как новорожденный, и отказаться от всего, что имеешь.
— Мне не от чего отказываться, кроме боли, — с горечью ответил Вайр.
Бичен перевел взгляд с Вайра на его сына, затем снова посмотрел на больного:
— Крот, у тебя есть сын. Скажи ему, чтобы сегодня ночью он пошел со мной.
— Я при смерти, и мне бы не хотелось, чтобы сын уходил от меня. — В глазах у Вайра появился страх, который вытеснил даже страдание.
Бичен сурово ответил:
— Отдай Камню то, что имеешь, повернись к Безмолвию, которое так давно звучит в твоем сердце, и ты найдешь прощение, которого хочешь. Через меня говорит Камень, услышь его, крот, и стань свободным.
И тогда умирающий Вайр повернулся к сыну и прошептал:
— Иди с ним в Кумнор.
— Пойдем, — тихо сказал Бичен, — потому что ты больше не понадобишься своему отцу. Иди вместе с другими последователями и узнай о Камне.
?
И они вернулись на тропинку в лесу, которая вела в Кумнор, на север, и пошли вперед по вересковым пустошам, и ветер дул в спину, а трава и увядший чертополох шуршали под лапами*.
(* Дальнейшая история Уолдена, сына Вайра, изложена в «Рассказах Самой Долгой Ночи». — Прим, автора.)
В те ночи многие были в пути, и они видели, как по утрам небо становилось красным от предзнаменований и от крови.
?
Двое гвардейцев Уорт тоже спешили вперед по вересковой пустоши, убегая от дела лап своих. Да, они сделали свое черное дело ночью, а к утру удрали. Тройка была убита на месте.
Генор и двое других погибли от когтей этих гвардейцев. А Смок, от удивления поднявшая лапы, не смогла отразить предательского удара Уорт.