На исходе лета
Шрифт:
С этими словами он несколько раз сильно ткнул Мистл в бок, она непроизвольно вздрогнула и неожиданно для себя нашла силы, чтобы перевернуться и встать на лапы. Затем она взглянула на Каддесдона.
Он был примерно ее возраста, худой, с пытливым, беспокойным взглядом и грязными когтями. У него было выразительное рыльце, на котором сейчас было написано сдержанное любопытство.
Меня зовут Каддесдон, — представился он.
Мистл, — с трудом выговорила она.
— Это как в слове «мистлтоу» — «омела»? — уточнил он.
— Да, ответила Мистл, для которой сейчас было мучением вспоминать слова.
—
— А грайки… — нервно начала Мистл.
— Тут их всего трое, и они заняты едой, а это надолго: ведь им нужно прочесть свои лицемерные молитвы перед трапезой и всласть попрыгать после нее. — Каддесдон рассмеялся, отзываясь о грайках так, словно это были несносные малыши, а не его грозные хозяева, и его спокойствие помогло Мистл сдвинуться с места.
Он повел ее хорошей дорогой — через нежную зеленую пшеницу, которую пригревало июньское солнышко. Жужжали насекомые, а сверху на Каддесдона и Мистл сквозь колышущиеся побеги глядело синее небо, в котором пел невидимый жаворонок.
Несмотря на то что грайки были неподалеку, Мистл почувствовала себя в большей безопасности сейчас, когда они передвигались. Все вокруг казалось ей словно зачарованным, окутанным легкой дымкой.
Шедший впереди Каддесдон замедлил шаг, оглянулся и наконец остановился.
— Не могла бы ты немного прибавить шагу? — спросил он.
— Нет, не могу, да и не хочу, — ответила Мистл, сама удивляясь своему упрямству.
Никогда еще не ощущала она такой слабости и в то же время такого упоения. Все казалось ей прекрасным — даже крот, пристально смотревший на нее, и ничто не могло с этим сравниться, разве что Виолета у Камня в тот день…
— Кажется, это было так давно, — прошептала Мистл.
— Что именно?
— Мой побег. А Середина Лета уже была? — Ей вспомнились слова Виолеты, что Середина Лета уже не за горами… но, возможно, она уже миновала.
— Да, была и закончилась, — ответил Каддесдон. — Скоро июль.
— Где мы находимся?.. Я имею в виду…
— Сначала вода, потом хорошее укромное местечко, а уж потом вопросы, — твердо произнес Каддесдон. Но хотя он командовал, это было так не похоже на грубый тон гвардейцев в Эйвбери! Мистл было хорошо рядом с ним, приятно, что о ней заботятся.
Они шли через следующее поле. Пшеница была здесь посеяна редко, и, хотя земля казалась сухой, запах сырости в воздухе говорил о близости воды. Каддесдон часто останавливался, поджидая Мистл, которая нее больше теряла силы.
— Еще далеко? — спросила она.
— Я знаю это место не лучше, чем ты, — сказал он, — но вода очень близко, не так ли?
Она принюхалась. Значит, вот почему тут так славно пахнет. Вода! Ну что же, если это вода, она гораздо лучше, чем в Эйвбери, — чище и без солоноватого привкуса.
Они продолжили свой путь и, миновав поле пшеницы и изгородь из боярышника, оказались на верхнем конце пастбища. Мистл никогда не видела такой зеленой, сочной травы, да и запах у нее был восхитительный. В Эйвбери трава была жесткая, грубая, а почва известковая. Здесь зелень дышала свежестью, и земля,
— Оказывается, вода дальше, чем мне казалось, — сказал Каддесдон, оглядываясь назад, словно желая проверить, сколько они прошли, — но не так уж далеко. Пошли!
Однако Мистл и так уже опередила его. Она старалась не споткнуться и не упасть от слабости.
— Не уверен, что нам следует идти прямо — там ведь открытое поле. Если придут грайки… — с сомнением произнес Каддесдон у нее за спиной.
По с каждым шагом Мистл ощущала все большую уверенность, что она в безопасности. Во всяком случае, склон, который теперь возвышался у них за спиной, был барьером. защищавшим от грайков, а впереди простирался новый мир. Та сила, которая руководила ею до сих пор, вела ее сейчас вперед. К тому же Мистл мучила жажда!
Но она подождала, пока Каддесдон поравняется с ней, и, показав на склон за ними, сказала:
— Я слишком устала, чтобы пройти теперь весь обратный путь. Я ни за что не вернусь назад!
— Значит, пути назад нет? — спросил Каддесдон скорее себя, нежели Мистл. — Здесь, сейчас Каддесдон делает шаг в неизвестное. Шаг к свободе. Ну да ладно, я всегда знал, что это произойдет вот так неожиданно, как сейчас. Что же, пойдем.
И они пошли вперед по полю — туда, к кустам и деревьям, за которыми они чуяли запах воды. Ступая по траве, согретой солнцем, и вдыхая ароматный воздух, они вскоре утратили последнюю осторожность. Свобода! То ли это слово, произнесенное Каддесдоном, то ли сам удивительный день и местность опьянили их, а быть может, все, вместе взятое. Мерцающий свет, исходивший от воды, притягивал их, и наконец они перестали озираться, нет ли поблизости других кротов или хищников, и даже не замечали, есть ли на земле следы от коровьих копыт.
— Смотри! — сказал Каддесдон.
— Да… — испустила Мистл счастливый вздох. Потому что они дошли до берега ручья, прохладного, чистого и манящего.
Он тихо струился прямо перед двумя кротами. Видно было, как покачиваются водоросли и их зеленые концы разрывают голубое небо, отраженное в воде.
Растения на другом берегу ручья поражали разнообразием форм и красок. Мистл, в жизни не видевшая ничего подобного, с изумлением глядела на них. Особенно поразило ее одно, громадное, с блестящими зазубренными листьями. Среди листьев виднелись яркие желтые цветы, и эти маленькие солнца представляли великолепное зрелище. За тем берегом тянулось еще одно пшеничное поле, окаймленное маками, которые трепал легкий ветерок. Над полем медленно летел грач, и его черные крылья сверкали в солнечном свете. Взгляд Мистл снова обратился к цветам.
— Да они похожи на солнца, — с благоговением произнесла она и внезапно ощутила, какая она грязная, как устала и как хочет пить.
— Это первоцветы, — пояснил Каддесдон. — Однако стоят ли они того, чтобы становиться из-за них изгоем? Да! Конечно! Почему бы нет? Давай умрем за цветы! А теперь, Мистл, попей, поскольку тебя томит жажда, и смой с себя грязь. А я посмотрю, нет ли тут поблизости моих бывших хозяев. Правда, они так ленивы, что едва ли потащились бы за нами так далеко, да еще после еды. Возможно, несколько позже…