На исходе лета
Шрифт:
— Ей бы понравился сегодняшний день, — наконец сказала Мистл. — Ей бы понравилось здесь. Ей бы понравился ты.
Каддесдон приоткрыл глаза, но ничего не сказал — он был погружен в свои мысли.
— Подумать только, что я нашел настоящего последователя Камня! — произнес он в конце концов. — Да, вот уж повезло. Расскажи мне, каким образом ты покинула Эйвбери, расскажи…
Но ему не пришлось расспрашивать Мистл, так как внезапно ей захотелось рассказывать, и плакать, и даже рыдать. Но больше всего ей хотелось говорить о Виолете, о том, как сильно они любили друг друга. И о том, что больше не увидит бабушку, но все,
Каддесдон слушал, не произнося ни звука, и иногда глаза его тоже увлажнялись. А когда Мистл умолкала, он терпеливо ждал, пока она снова начнет свой рассказ. Наконец она закончила и, немного помолчав, сказала:
— Теперь мне лучше, гораздо лучше.
— Я сказал, что никогда по-настоящему не видел Камень, — сказал Каддесдон. — А сейчас, слушая тебя, я понял, как мало знаю. Я был тронут тем, что ты говорила, и твой рассказ меня поразил. Это невероятно! Я хочу знать о Камне все: о ритуалах, о молитвах — словом, все-все. Тогда я узнаю, как стать настоящим последователем.
— Но это совсем не так… — начала Мистл. — Это просто… ну… просто есть. Это легко, а ты все усложняешь. Во всяком случае, ты уже последователь.
— Ты так думаешь? — серьезно переспросил Каддесдон.
Мистл рассмеялась и принялась за очередного червя.
Впервые за то долгое время, что они беседовали, солнце спряталось, и Каддесдон, немного пройдясь, вернулся и заявил:
— Нам бы лучше отправиться в путь. — Затем, с минуту поколебавшись, добавил: — Мы продолжим путешествие вместе? Я хочу сказать…
— Конечно вместе, — ответила Мистл, — ведь правда?
И они смущенно замолчали — так обычно ведут себя два крота, которым не хочется расставаться, причем оба не уверены в реакции другого. Они смотрели куда угодно, только не друг на друга. Но казалось, сам день благоприятствовал их совместному путешествию, и, словно скрепляя печатью это решение, ненадолго выглянуло солнце.
Серебристая плотва, вынырнув из ручья, поймала муху и снова скрылась, и по воде долго расходились круги, пока не исчезли совсем. Затем в паутину над ними влетел какой-то жучок, прорвал ее и повис, отчаянно хлопая крыльями. Солнце играло на его синем туловище и черных блестящих крыльях. Лапки жучка бешено задергались, тельце выпрямилось, а свободное крыло забилось в воздухе, пока он вдруг не вырвался из сетей паука. Жучок взмыл и, перелетев через ручей, скрылся из виду.
— Помнишь, как ты спросил, куда я направляюсь, а я ответила: в Данктонский Лес? Так вот, это не вся правда, — сказала Мистл под влиянием порыва. — Раз уж мы собираемся путешествовать вместе, мне бы не хотелось начинать со лжи. Виолета говорила, что лгать все равно что царапать и себя, и других.
— Так что же ты хочешь мне рассказать?
— Думаю, я действительно пытаюсь попасть в Данктон, но причина в том, что я ищу кротов, которых видела, или мне кажется, что видела. И я думаю, что скорее всего найду их там. Я рассказала тебе не все о том, как ушла из Эйвбери. Видишь ли, я действительно не знала, что уйду, пока не прикоснулась к Камню…
Итак, Каддесдон слушал, а Мистл принялась рассказывать остальную часть истории, сказав под конец, что верит, будто ее вела из Эйвбери какая-то сила, а увиденные ею кроты однажды окажутся реальными. Все они пытались помочь одному кроту, и это трудно объяснить, но…
—
— Нет. Все это звучит не более странно, чем то, о чем я умолчал… Видишь ли, я ищу не просто Каддесдон, но и одного крота. Его зовут Крот Камня. Единственное, что я знаю о легендах Камня, — это что однажды он придет. В общем… Я слышал, многие последователи полагают, что он уже пришел. И… Я тоже так думаю. В этот момент он где-то там, далеко, и мне кажется, если я смогу его найти, то узнаю, что именно должен сделать в Каддесдоне, когда доберусь туда.
— Крот Камня? — благоговейно прошептала Мистл.
— По-видимому, весной появилась Звезда — как раз после того, как я родился. Последователи говорят, что тогда-то он и пришел, а сейчас объявился в кротовьем мире. Ты, конечно, о нем слышала?..
Мистл кивнула, так как, по словам Виолеты, кроты верили, что Крот Камня придет, но ей казалось, что это произойдет в далеком будущем.
— Он действительно пришел? — спокойно произнесла она, с удивлением глядя на Каддесдона и вспоминая, как возле Камня почувствовала, что все они помогают другому кроту, одному кроту, особенному кроту. Она вдруг испугалась. Но Каддесдон уже был рядом и обнял ее, защищая.
— Ты дрожишь, — вот все, что он сказал.
— Да, — прошептала она. Зубы у нее стучали, но не от холода. — Это когда ты сказал: «Крот Камня». Я знаю, что он пришел. Когда я прикоснулась к Камню, я почувствовала, что он здесь и что мы нужны ему, мы все. И… и…
Опустив рыльце, она заплакала, и Каддесдон прижал ее к себе еще теснее и ждал, когда она сможет продолжать.
— Я родилась в ту ночь, когда появилась та звезда, — прошептала она наконец. — Виолета рассказала мне о звезде. Она подумала, что кто-то из детенышей, которые тогда родились у моих родителей, будет особенным. После того как я немного подросла, она убедила отца и мать отдать меня ей и воспитала сама… Это ему мы пытались помочь, ему. — И она снова заплакала, а Каддесдон, обнимавший ее, знал: им было предначертано встретиться. Камень желал, чтобы они проделали путь к Кроту Камня вместе.
— Нам бы лучше переправиться через ручей до того, как стемнеет, и начать путешествие, — мягко вымолвил он.
— Да, — согласилась Мистл.
Затем она спустилась к ручью и, только раз оглянувшись и убедившись, что он следует за ней, поплыла Голова ее была высоко поднята, а взгляд устремлен в темнеющее на востоке небо над дальним берегом.
Когда они переплыли ручей и выбрались из воды, Мистл сказала:
— Вот видишь, ты хорошо умеешь плавать. Это нетрудно.
— Ты права, — согласился Каддесдон, отряхиваясь от воды.
Затем они вскарабкались на берег и ушли, и только маки, качавшиеся на фоне вечернего неба, отмечали их путь.
Глава четырнадцатая
Июнь предвещал великолепное лето, и так и случилось: поляны и просеки Данктонского Леса залило благословенным теплом.
Лес будто чувствовал, какую роль ему суждено сыграть в воспитании Бичена, и так постарался, что, когда тому пришла пора уйти из Данктона, он унес лес в своем сердце. Стоило ему впоследствии заговорить о родных краях, и все сразу видели этот лес, освещенный солнцем.