На качелях времени
Шрифт:
– Первым делом пойдём к окулисту.
– Да, конечно, я же лунная акула, – пошутила Махваш.
Мутриба улыбнулась и сказала:
– А я буду собираться, так хочу побыстрее отсюда уехать. Боюсь за тебя, моя родная.
Махваш долго не было. Мутриба решила поговорить с Алексеем Тихоновичем. Терпеливо ждала у дверей его кабинета. Он пришёл вместе с Махваш.
– Очень хорошо, что вы здесь. Пройдёмте в кабинет, – пригласил Тернопольский.
Все сели, он взял результаты анализов и записи врачей, осмотревших Махваш. Долго читал заключение окулиста. Подошёл к окну и посмотрел снимки головного мозга.
– Махваш,
– Да, Рахим Халилович дал мне отпускные и ещё материальную помощь. Он сказал, что купит в Зимчуруде наш дом, а деньги пришлёт, – ответила Мутриба.
– Тогда я закажу билеты на ближайший рейс. Вас встретят и отвезут ко мне домой. Моя Ольга Владимировна ждёт, не дождётся, хочет посмотреть на Махваш – таджикский феномен. Вам, действительно, необходимо уехать, здесь таким «необычайно» здоровым не место, – с улыбкой сказал Алексей Тихонович и добавил: – Выписку и письмо моё передайте жене.
Мутриба с дочерью стали собираться. Мохира Асадовна собрала им в дорогу из фруктового сада больницы яблоки и груши.
– А эти лепёшки я пекла сама, они долго сохраняются свежими, – сказала она и протянула небольшой свёрток. – Хан-атлас для Ольги Владимировны. Она долго работала у нас. Передайте ей, что здесь её все помнят и любят.
Вечерним рейсом Мутриба и Махваш улетели в Москву.
Глава третья. Мы не одни во Вселенной
Весь полёт Мутриба наблюдала за Махваш. Она глаз не сомкнула и смотрела в иллюминатор: Синее облако вдалеке над горами как будто провожало их. Дочь общалась с ним. Облако то превращалось в маленькие сердечки, то в большой глаз с каплей слезы, то в птицу, парящую над облаками. Махваш и улыбалась, и грустно закрывала глаза, и, по воле облака, радостно смотрела в сторону гор. Мутрибе показалось, что с ними прощается Карим. На глаза навернулись слёзы. Махваш прижалась к матери:
– Ты тоже увидела? Они мне поведали, что было с папой. Ты же никогда об этом не рассказывала. Не смогли ему помочь и извиняются. Не поняли, почему папа так крепко держался за барашка, а когда поняли, было уже поздно. Зато запомнили все его последние мольбы – защищать тебя и меня. И ещё Синие друзья говорят, что только тело отца разбилось, а душа его с нами или что-то похожее на это.
– Я до твоего рождения ходила к обрыву, но никогда ничего не замечала. Теперь знаю, что твоё безболезненное появление на свет во время сна в ту ночь у обрыва – это дело друзей, Синих огоньков. И папины мольбы, – ответила Мутриба.
Когда самолёт летел уже над степями, облако становилось меньше, а потом и вовсе исчезло.
В Москве мать с дочерью встречала Ольга Владимировна: сразу их узнала и подошла. Высокая, сероглазая, белокурая, с красивой осанкой. Тепло улыбнулась и внимательно посмотрела на Махваш. Та уважительно опустила глаза.
– Узнаю своих таджичек! Воспитанные, стеснительные и уважающие старших. И какие красивые! Я столько лет работала в Таджикистане, что для меня это не секрет. С приездом, девушки, дустони
2
Дустони ман (тадж.) – друзья мои.
– И нам очень приятно видеть вас. Извините, что пришлось встречать в такую рань, – смущаясь, сказала Мутриба.
– Кто рано встаёт, тому Бог даёт! – светло улыбнулась Ольга Владимировна. – В Москве время бежит очень быстро, а нам с вами многое надо успеть.
Она остановила такси и пригласила Мутрибу с дочерью в салон. Сама села вперёд. Посмотрела на побледневшую Махваш и спросила:
– Первый раз летела на самолёте?
– Да, но там мне было хорошо. А здесь не хватает воздуха, боюсь, что меня сейчас вырвет, – ответила Махваш и что-то про себя шепнула.
Тут же подул ветерок, и из окон машины повеяло прохладой. Махваш глубоко вздохнула и заснула.
Мутриба и Ольга Владимировна переглянулись.
– Как же хорошо лечить людей не лекарствами, а словом! Меньше химии в организм. Махваш – просто уникальный человечек. Вы, по рассказам, тоже без боли её рожали?
– И об этом вы знаете?
– А как же! – светло улыбнулась своей удивительной улыбкой Ольга Владимировна. – Алексей Тихонович рассказал мне про десятистраничную историю болезни.
– Я родила дочку во сне. Были ли боли, не знаю…
– Всем бы так! – вклинился в разговор таксист. – Наверное, молитву прочитала и заснула роженица. Это Бог помог!
– Да, – поспешила ответить Мутриба, – всё в руках Всевышнего.
– Вот мы и приехали. – Ольга Владимировна взглянула на спящую Махваш, – и та тут же проснулась.
Вышли из такси у подъезда многоэтажного красивого здания. Махваш стала считать этажи и заявила:
– Хочу на последний этаж пешком подняться, как в гору! – И легко пошла по лестницам.
– Мы поедем на лифте и встретим тебя наверху! – крикнула ей вслед Мутриба.
– Эту квартиру на предпоследнем этаже мы получили взамен ветхого жилья. После третьего этажа пришлось переехать аж на пятнадцатый. Так непривычно! Алексей Тихонович сразу после новоселья вернулся в Душанбе, а я осталась. Теперь вот судьба мне вас послала.
Только вышли из лифта, а Махваш тут как тут – стоит на лестничной площадке прямо у входной двери Тернопольских.
Ольга Владимировна гостеприимно распахнула дверь:
– Прошу, входите, азизони ман! [3]
Мутриба только ахала от восторга, обходя просторные, уютные, красиво убранные комнаты. Потом, спохватившись, достала из сумки отрез хан-атласа – подарок медперсонала лечебницы в Кукташе, протянула Ольге Владимировне, а та прижала к груди, переливающуюся всеми цветами радуги, ткань, и глаза её заблестели от слёз:
– Сошью себе платье и буду дома в нём гостей принимать, да зелёным чаем угощать.
А с веранды послышался голос Махваш:
3
Азизони ман (тадж.) – дорогие мои.