На карнавале чувств
Шрифт:
Мэтью выругался, и Эванджелина невольно улыбнулась.
Спустившись вниз, Мэтью еще раз выругался и взялся за все еще прицепленную к поясу платья сумочку. Но вместо того, чтобы вытащить пару презервативов, он отвязал всю сумочку и пошел наверх. Кто он такой, чтобы заранее судить, когда они в следующий раз выберутся из кровати и сколько защиты им понадобится?
Распухшая сумочка явно намекала, что Эванджелина не поскупилась и, как и обещала, принесла целую кучу.
Отлично, теперь он совсем всерьез намеревается
Так неужели все это происходит на самом деле?
И он действительно к этому готов?
Единственная ночь. Единственная ночь, когда можно забыть о горе и вновь ожить в объятиях прекрасной женщины, рядом с которой он все время чувствует себя трехметровым гигантом. И главное, что только рядом с ней он вновь чувствует. По-настоящему чувствует. Единственная ночь, когда можно пойти на любые безрассудства и не думать о последствиях. Похоже, он не зря оказался в самом романтичном городе мира, так зачем отказываться от того, что Венеция сама предлагает?
Когда он вновь вошел в спальню, Эванджелина все еще лежала на кремовых простынях и даже не пыталась прикрыть свою наготу. Так непривычно. И возбуждающе.
Стоило Мэтью только вспомнить, как он гладил эту нежную кожу, как у него закололо кончики пальцев. Как же ему повезло, что вселенная решила преподнести эту волшебную ночь именно ему!
Оторвавшись от фресок, Эванджелина сладко улыбнулась:
– Ты. Иди сюда.
При таком раскладе лишь полный дурак станет противиться судьбе.
Подойдя к постели и еще на полпути скинув ботинки и носки, Мэтью бросил сумочку на подушку, пристально разглядывая безупречное тело в приглушенном свете.
– Подожди минутку.
Вытащив коробку спичек, он зажег установленные по обеим сторонам от кровати канделябры и выключил электрический свет.
– Неплохо. Если бы ты сразу сказал, что сделаешь, когда я окажусь перед тобой совершенно голой, я бы оказалась в твоей постели гораздо быстрее. – Сев на кровати, Эванджелина одним быстрым движением стянула с него пиджак. – Знаешь, на тебе столько одежды, что мне даже как-то неловко. И я начинаю стесняться.
– Почему? Ты прекрасна.
Отблески свечей отражались на роскошном теле, раскрашивая светлые волосы в причудливые оттенки.
Оставив в покое галстук, Эванджелина, уперлась ладонями ему в грудь и, привстав на коленях, пристально посмотрела ему в глаза.
За пару секунд они молча сказали друг другу больше, чем можно было передать словами за целый час.
– Ты знаешь почему, – наконец выдохнула Эванджелина.
И он действительно теперь знал. В ее глазах он прочел то же, что она, несомненно, прочла в его. Они пришли к молчаливому и не до конца еще ясному соглашению, но тем не менее вполне определенному. Он почувствовал это еще при самой первой встрече в холле, а теперь
Стеснялась она не наготы, а снятой маски. Боялась узнать, что зря ему доверилась.
Что ж, похоже, этой ночью они оба искали тихой гавани, чтобы хоть на краткий миг укрыться от шторма и непогоды. И Мэтью вдруг понял, что больше всего хочет оправдать ее доверие. Хочет хотя бы на одну короткую ночь влюбиться в так непохожую на всех ранее встречавшихся ему женщин, такую неподходящую для серьезного брокера из Далласа и идеальную для человека, не способного решить, кто он такой и как ему жить дальше.
И теперь ему хотелось узнать, что будет, если он забудет о всех запретах и правилах и просто отдастся на волю судьбы. В конце концов, хуже, чем в последние восемнадцать месяцев бесконечного ада, ему уж точно не будет.
Если он все сделает правильно, то их ждет волшебная феерия, полная смысла и значимости. А Мэтью все и всегда делал правильно.
– Я тебя не разочарую, – хрипло пообещал он.
– Я знаю. Иначе бы меня здесь вообще не было. – В ее голосе добавилось еще хрипотцы, и теперь он цеплял Мэтью за самую душу. – Я еще никогда не делала ничего подобного. Даже не хотела.
Что ж, значит, не только для него все это в новинку. Остается надеяться, что вместе они как-нибудь со всем разберутся.
– Никаких ожиданий. Никаких правил.
– Я помню. Но будет одно маленькое исключение. Одно правило. – Быстро избавив Мэтью от галстука, Эванджелина принялась расстегивать пуговицы на рубашке. – Я первая с тобой знакомлюсь. Тебе же придется немного подождать своей очереди.
Все внутри его уже сгорало от желания. Раздевали ли его до этого хоть раз так же соблазнительно?
– Так нечестно. Почему мы не можем одновременно ласкать друг друга?
– Потому что я так сказала.
Покончив с последней пуговицей, Эванджелина провела кончиками пальцев по его голой груди и резко сдернула с него рубашку так, что, обнажив его плечи, ткань повисла на руках.
– И если точнее, правило гласит, что сперва я изучаю тебя глазами, а потом губами.
Все еще сжимая в руках не до конца снятую с него рубашку, Эванджелина одним движением дернула ее на себя так, что Мэтью невольно развернулся к ней спиной, и она быстро связала ему руки за спиной все той же рубашкой.
– Вот теперь это совсем нечестно.
– В любви и на войне все средства хороши. – Все еще стоя на коленях, Эванджелина снова развернула его к себе лицом и неторопливо потянулась к его ремню. – Я тебя развяжу, как только закончу свое маленькое исследование.
Стянув с него брюки и трусы, Эванджелина, как и обещала, пристально оглядела напрягшуюся плоть.
– Вообще-то мне ничего не стоит порвать твои путы.
– Но ты не станешь этого делать. – Веселый тон ничуть не обманул Мэтью.