На корабле полдень
Шрифт:
Часовым я оставил вызвавшегося добровольцем Млечина.
"Бессонница у меня хроническая", – пояснил он.
Глава 8. Родина слышит
Август, 2622 г.
Строительная площадка синхротрона
Планета Глагол, система Шиватир
Поспать нам удалось почти три с половиной часа, что для войны очень даже неплохо.
В 2.15 по местному времени наш часовой меня разбудил.
Разбудил опосредованно, через рацию, установленную на громкую
– Здесь Млечин. К нам что-то движется!
Я проснулся мгновенно. С первым же звуком – привычка. И сразу сообразил: это ягну, долбаные епископы-бишопы.
Потому что больше некому. Если тебе говорят, что в лесу полно волков, уж будь уверен: нападут на тебя волки, а не белые медведи.
– Млечин, понял тебя! – Рявкнул я в рацию. – Ноги в руки – и двигай прямо к своей машине!
Затем, обернувшись, я прокричал в темноту спортзала.
– Эскадрилья, подъем! По машинам! – И для усиления эффекта, который был, признаюсь, нулевым, я включил свет. Притом – сразу весь.
Когда мы ложились спать, я твердо решил для себя, что ответом на нападение бишопов может быть только одно – немедленное бегство.
Мы, семь пилотов с автоматическими пистолетами ТШ-ОН, на земле не сможем оказать серьезного сопротивления ни бишопам, ни эзошам, ни даже обычному отделению егерей "Атурана".
А "не сможем" означает – "не будем".
Когда мы выбежали на улицу, из соседней двери нам навстречу высыпали перепуганные американцы.
Как и положено начальнику, Данкан бежал впереди всех. На нем были ночные спортивные штаны с пузырями на коленях, майка с засохшими каплями майонеза и бейсболка с надписью "янкиз чего-то там". Лицо у Данкана было осунувшимся, а глаза, обычно ясные, казались двумя губками, напитанными грязной водой.
– Данкан, это бишопы... Идут по нашу душу! – Крикнул я. – Скажи своим, пусть разбегаются и прячутся, кто где может.
Данкан, не откладывая в долгий ящик, перевел мою тираду для подчиненных.
Уже в который раз незнакомый американский показался мне по-средневековому трогательным и убаюкивающе мелодичным. Эх, может надо было в Академии не выпендриваться, не строить из себя человека современного и прагматичного, а тупо американский в качестве иностранного языка взять?
Да, он ни к чему. Да, он бесполезен. Но он та-акой красивый! Такой мурлыкающий, округлый!
– Значит, улетаете? – Спросил Данкан, пряча печаль.
"Слава Богу, не рассчитывает, что мы тут подрядимся его артель оборонять", – с облегчением подумал я.
– Улетаем, да. Точнее, не улетаем, а взлетаем. Когда будем в воздухе, постараемся ваших гадов ползучих по максимуму перебить. Но вы всё равно действуйте как привыкли... Прячьтесь... У вас ведь есть убежища, да? Сталинград не устраивайте!
Вспомнив расположение флуггеров, я на бегу приказал Дофинову:
– Вам придется взлететь последним! Ваш "Громобой" идеально подходит для ведения заградительного огня с земли. Прижмете ягну хотя бы минуты на три – уже хорошо.
– Почту за честь! – Отчеканил Дофинов.
Я
Мне выпало бежать дальше других.
Что, в общем, справедливо: командир эскадрильи должен проконтролировать занятие боевых машин своими подчиненными.
Вот я и контролировал. Хоть и без особого рвения.
Пак – тот уже в кабине. Вспыхнули посадочные фары его "Орлана", бортномер 208.
Следующий – Млечин, который примчался из своего ночного дозора на ярко-оранжевом моноцикле.
За ними – Дофинов, Княжин, Лобановский...
Цапко, чей "Орлан" был замаскирован особенно тщательно, спросонья пробежал мимо своей машины. Разиня.
– Серега, назад! Твой вон там! – Подсказал я.
Вдруг присыпанный глиной брезент, облекавший "Орлан" бортномер 202, который пилотировал Цапко, с оглушительным треском лопнул.
Взметнулись заблестевшие в лучах дальних прожекторов стальные змеи.
– Бишоп!
Я припал на колено, вскинул свой пистолет и выпустил в поганца, напугавшего всех до судорог, целую обойму.
Цапко сделал то же самое. Увы, это не помешало закованному в сверхпрочный экзоскелет инопланетянину без видимого усилия вырвать с мясом носовую стойку шасси новехонькой боевой машины.
Носовой обтекатель "Орлана" тяжело ударился о грунт.
Увы, эту машину в воздух уже не поднять...
– Серега, полетишь со мной! – Скомандовал я. – Бежим!
Но я не учел легендарного упрямства Цапко, имевшего, по моей реакционной теории, малороссийские корни.
– Я ему это так не спущу! – С мстительным прищуром Тараса Бульбы сказал он. – Матчасть мою портить!
Я взмахнул рукой, чтобы ухватить Цапко за шиворот и силой потащить за собой, но он с невероятной ловкостью одержимого вывернулся, заложил вираж и, взлетев по ступенькам, оккупировал водительскую кабину огромного бульдозера.
Было ясно, что единственной адекватной помощью безумцу будет не драка с командиром (то есть со мной), а четыре пушки моего "Орлана".
Что было мочи я побежал к своей командирской машине, проклиная Серегину самодеятельность. Вот он всегда такой сверхрациональный и сверхкритичный, сверхаккуратный и сверхответственный, такой и этакий... пока планка не упадет.
За моей спиной засверкали разноцветные молнии – то были вспышки инопланетных лазерных ружей и лазерпушки "Стилет", из которой огрызался героический Дофинов.
На несколько секунд я совершенно оглох – над моей головой пронесся стремительно взлетевший Пак.
Ну хоть кто-то послушался!
Хорошо, что он взлетел. Сейчас сделает вираж и пройдется по головам бишопов вольфрамовым ливнем!
Само собой, мне было не до надевания скафандра "Гранит-3" – как и всем нам. Пилотское кресло моего "Орлана" еще ползло вниз по направляющим, а я уже плюхнулся в него, застегнул сбрую страховочных ремней и, не целясь, выпустил еще одну обойму "Тульского Шандыбина" в бишопа, который искалечил "Орлан" Цапко.