На край света. Трилогия

Голдинг Уильям

— Уф!

Миссис Преттимен взглянула на меня и чуть-чуть покраснела.

— Входите же, мистер Тальбот. Прошу вас, ради приличия оставьте дверь приоткрытой — мы не можем рисковать вашей репутацией.

По-моему, у меня отвисла челюсть. Миссис Преттимен это явно раздосадовало.

— Да сядьте же вы на койку — мне неловко все время смотреть под потолок!

Я повиновался.

— Если вы не против, миссис Преттимен, я хотел бы предложить вам свои услуги. Поскольку мистер Преттимен беспомощен в своей болезни…

— О да, да!

— Я случайно заметил, что мистер Бене проявляет

к вам повышенное внимание…

— Ни слова больше, сэр.

— Пристает со своими дурацкими виршами…

Миссис Преттимен вздохнула.

— В том-то и беда, мистер Тальбот. Не такие уж они дурацкие, разве что те строки, где он именует меня Эгерией. [109] Бене — довольно талантливый молодой человек. Мы с мистером Преттименом решили не придавать огласке этот прискорбный случай. В чем-то я и сама виновата. Обычно я не отличаюсь вспыльчивостью, но воспеть меня в подобных словах, схватить меня за руку подобным образом — и это мужчина, который годится мне в… в младшие братья, мистер Тальбот!

109

Эгерия (лат. Egeria) — в римской мифологии божество вод и чадорождения, нимфа священного источника.

— Он заслужил хорошую трепку!

— Нет, обойдемся без насилия, сэр. Запомните раз и навсегда — ничего такого я не потерплю.

— Его надо хотя бы пристыдить…

— Пока что стыжусь я. Я не привыкла сталкиваться с такого рода чувствами. И счастлива сказать, что ничем их не заслужила.

Я открыл рот, чтобы согласиться — и захлопнул его снова. Миссис Преттимен продолжала:

— Невероятная цепь событий — ужасная погода, череда простодушных людей, стремящихся выразить мистеру Преттимену свое почтение, ваша нелепая попытка…

Она на миг замолкла.

— Прошу вас, продолжайте.

— Видите ли, угроза смерти отступила! С вашей неловкой помощью его несчастная, искалеченная нога выпрямилась, опухоль стала спадать. Возможно, он никогда больше не сможет ходить. Мистер Преттимен все еще в огромной опасности, но боль стала вполне терпимой. Казалось бы, к чему стесняться его выздоровления? И все же я и радуюсь, и стыжусь. Он признался мне, что испытывал бы то же самое, если бы не боль. Понимаете, вся эта ситуация раскрыла нам глаза. Знаю, звучит безумно и все же, так оно и есть.

— Я понимаю, честное слово! Надо же — не умирает! В нашем положении вообще есть что-то комическое. Разум отказывается воспринимать то, что чувствует сердце. Да, я понимаю!

— Мистер Тальбот! Услышать такое от вас, кого я почитала неспособным…

— Может быть, такой я и есть, мадам. Однако столько всего произошло: привычный мир встал вверх тормашками, а нас словно подвесили за ноги!

— Какое прихотливое сравнение! Да, мы все изменились. На мой взгляд, опасность явила все в истинном свете: и жестокого капитана, который завел нас туда, где мы есть, и гнилое судно, которое еле плывет, и мистера Преттимена с его планами, на которые можно махнуть рукой.

— Но он же выздоравливает!

— Возможно. Однако же я не в силах представить, чтобы больная

нога служила ему так хорошо, как и прежде. Как он будет передвигаться, чтобы следить за состоянием каторжников? Как он выдержит все трудности освоения новых земель, как поведет за собой толпу перевоспитанных преступников и колонистов в глубь континента, на поиски земли обетованной?

— Вот оно что!

— Алоизий Преттимен, который жаждал стать для южных морей тем, чем Том Пейн [110] был для Атлантики, который мечтал повести за собой людей, — он сам нуждается в поддержке.

110

Томас Пейн (Thomas Paine) (1737–1809 гг.) — англо-американский революционер и публицист.

«Сплошные фантазии», — подумал я, но вслух ничего не сказал.

— Уверен, мадам, правительство ему поможет.

Все это время она смотрела куда-то вдаль, сквозь переборку, и только теперь перевела глаза на меня и улыбнулась — горько, ожесточенно.

— Поможет — что? Основать идеальную обитель? В вас, сэр, говорит святая невинность. Мистер Преттимен открыл мне глаза на все, что творится в нашем продажном правительстве. Будьте уверены — они знали о наших планах прежде, чем мы снялись с якоря. Ничего страшного, если и вы узнаете наш секрет: он — мы — везем с собой печатный станок.

Воздух вокруг меня, особенно вокруг ушей, казалось, вскипел, но я не знал, что ответить. Нутро мое словно очутилось у нее на виду. Вспомнилось, как я стоял перед огромным столом в кабинете с высокими потолками.

«Кстати, Тальбот, вы поплывете на том же корабле, что и Преттимен со своим станком. Приглядывайте за ним».

— Вы что-то хотели сказать, сэр?

— Только то, что я тоже буду частью этого правительства, пусть и очень малой.

— Мой милый мистер Тальбот! О вас-то я и не подумала. Дело в том, что мы твердо уверены: они подослали к нам шпиона.

— Шпиона!

— Агента правительства, если вы предпочитаете эвфемизмы. Кроме того… — она глянула на открытую дверь и перевела взгляд на меня, — мистер Преттимен подозревает, что несчастный случай подстроили.

— Невероятно!

— Наклоните голову, сэр, я скажу вам кое-что на ухо. Мистер Преттимен находит, что мистер Боулс слишком грубо маскируется под обычного клерка.

— Боулс?!

— Ваше изумление естественно. По-вашему, как нам поступить?

— Думаю, вам обоим следует вернуться домой.

— Вы считаете, что только английские или европейские врачи вернут мистеру Преттимену способность передвигаться без посторонней помощи? Нет, его не так просто отвлечь от цели!

— И все-таки прекрасно, что ему лучше. Теперь о мистере Бене. Если он продолжит досаждать вам, обращайтесь ко мне. Я отберу у него стихи и вызову его…

— Увы, все не так легко разрешить! Повторюсь, его стихи не так уж и безнадежны. Несмотря на обращение «Эгерия», они хоть и напыщенны, но легки и много тоньше того, что можно ожидать от флотского офицера. Присовокупите к ним два изобретения, которые, как все говорят, спасли нам жизнь…