На краю Империи
Шрифт:
– Это все девушки, которых я приютила по доброте душевной, Петр Петрович. На улице с детишками подобрала и теперь вожусь с ними, кормлю да пою. Они все хвалят меня и благодарят за кров и заботу. Так, девушки?
Мегера в пышном платье выдвинулась чуть вперед. Девушки, как будто их кто-то дернул за веревочку, принялись благодарить Зинаиду Прохоровну за материнскую заботу.
Ферапонтов брезгливо поморщился:
– Кончай концерт, Зинка. Я не вмешиваюсь в твои дела, пока все спокойно и никто не жалуется. А вот сейчас мне пожаловались, и я недоволен. Кто у тебя сегодня промышлял в
– Ах, часы нужны! Вы за ними пришли. Такие серебряные часики, да с надписью?
– Да, – не выдержал обещания молчать Павел.
– Да-да! Зачем мне часы чужие? Девочка ошиблась, зачем-то принесла их мне.
Зинаида суетливо ринулась в соседнюю комнату и принесла часы. Павел выхватил их из рук, открыл, посмотрел на циферблат и вздохнул с облегчением.
Городовой взял женщину за подбородок и погрозил толстым волосатым пальцем:
– Зинка, доиграешься! Через недельку приду проверить, как с детишками управляешься. Корми их хоть, дурища. Они тебе деньги приносят, а ты их голодом моришь, да травки разные божьим созданиям подсовываешь. Шмотки краденные опять напялила, тетеха ты нескладная. Ух, убил бы скудоумку.
Потом обратился к мужчинам:
– Идемте, господа. Я позже здесь разберусь.
Медленно, переглядываясь и не понимая, как вести себя, авдеевцы потянулись к выходу. Уже на улице они окружили городового:
– Да как же так, Петр Петрович. Там же дети. Это же чужие дети, возможно краденые, и они больные. Не могут себя так вести нормальные дети. Надо Зинку арестовать, а детей отдать в приют.
Ферапонтов вздохнул:
– Это Хитровка, господа. Тут свои законы, и мы только может следить, чтобы Хитровка не выплеснулась на улицы Москвы. Статус кво, как сказал один умный законник. Мы их стараемся не трогать, пока ситуация контролируемая.
А дети. Я знаю, что дети чужие. Сколько тут таких! И не сосчитаешь. Бабы пропащие рожают и сами продают своих детей за шкалик вот таким теткам. Такая Зинка отдает детей в аренду нищим, чтобы они жалость вызывали своим видом. Это называется иностранным словом бизнес. Гадость, одним словом.
Так что, господа, часики даренные вызволили, это хорошо. А остальное уж не ваше дело, вы это поймите и не пытайтесь возражать. Не вы первые, не вы последние.
Пойдемте быстрее. В темноте даже я на Хитровом не все могу сделать. Пойдемте-пойдемте.
Пока быстрым шагом покидали территорию Хитровки, видели, как разительно поменялись декорации. Потянулись длинные шеренги грязных, оборванных людей с поденной работы, которые нашли эту работу еще утром на своеобразной «Бирже труда». Отработав день, усталые люди тянулись в трактиры, чтобы пропить-проесть полученную копеечку, а потом завалиться в ночлежке на нарах, или под ними – на что хватит денег. Страшно и безысходно.
А навстречу трудягам из недр Хитровки выходили темные неясные тени – это шли на свою работу те, кто предпочитает работать под покровом ночи – воры и убийцы.
Расставшись с Ферапонтовым и отблагодарив того за труды, молча отправились домой. Московских впечатлений хватило. Решили, что пора выезжать. Гостеприимная тетушка сопротивлялась, как могла, но была побеждена.
***
Инструкция,
Парни, которые совсем недавно ставили спектакль, в ходе которого им пришлось чистить место бойни скота и хозяйские конюшни, настаивали на билетах в вагоне первого класса, но сдержанный Федор пригрозил третьим классом. Братья переглянулись и согласились на второй.
Ранним утром пассажиры пробыли на вокзал и направились к вагону желтого цвета, в котором всегда были места второго класса. В вагоне попрыгали на мягких диванах, обтянутым серым сукном, полюбовались бронзовыми ручками и крючками. В целом, остались вполне довольны и отделкой под дуб, и стенами, отделанными ланкрустом, и изящными светильниками.
Соседи оказались довольно чопорными и скучными. Парни мигом поняли, что супруги строгих инженеров и юристов, едущих по делам, их не очень вдохновляют, и принялись рассматривать пейзажи за окном, а после настоятельного напоминания Авдеева немного пописали в дневниках для предъявления генералу.
По дороге до Владимира выходили на станциях, чтобы перекусить в буфете или в ресторане, и в целом быстро устали от скучной, однообразной поездки. Прогуливались по перрону и заглядывали в окна вагона третьего класса зеленого цвета, в котором явно кипела жизнь. Народу там было гораздо больше, чем во втором классе, и контингент там состоял из мастеровых и разночинцев. Кажется, братья пожалели, что не согласились на поездку в более интересном вагоне.
Николаша, правда, попытался завести разговор с какой-то разбитной бабенкой, торгующей семечками на перроне, но у той оказался рядом ухажер, который очень убедительно возвышался над своей любезной. На выразительный взгляд молодого барина девица ответила благосклонно, но в планах Авдеева значилось довезти своих подопечных без потерь. Поэтому он твердо увел расшалившегося Николая к афишной тумбе, на которой висел свежий номер «Ведомостей» и, кажется, что-то ему тихо выговорил.
Судьба была милостива к молодым повесам. На одной из станций в вагон в сопровождении тучного господина вошла дама – небольшого роста черноглазая брюнетка. И сразу стало как-то веселее, в воздухе носились любовные флюиды, а Авдеев тяжело вздохнул, предчувствуя осложнения. Господину было очень жарко, он постоянно вытирал распаренное лицо большим платком и просил даму помахать на него веером. Дама покорно махала, бросая трогательные взгляды из-под шляпки. Ее грудь при каждом взмахе и каждом вдохе соблазнительно вздымалась, привлекая нескромные взгляды. Где-то рядом носились амурчики со своими луками и стрелами.
К счастью для шалопаев, господин вскоре уснул, и дама с явным облегчением откинулась на спинку дивана. Через некоторое время из рук дамы выпал и приземлился на пол кружевной платочек. Истинные джентльмены ринулись поднимать, отдавливая друг другу ноги в элегантных штиблетах. Авдеев обреченно вздохнул.
Что характерно для вагонов второго класса, он был полон только на треть. Потому никто не мешал найти рядом три местечка. Ведь никто же не станет отрицать, что мешать спящему грузному господину не стоит?