На краю пропасти
Шрифт:
Но вот другие здания мужского монастыря: Знаменскую трапезную церковь, надвратную церковь Иоанна Богослова, колокольню, надкладезную часовню всё же отобрали у священников и разместили там различные службы, от кузни до конюшен. Архимандритский же корпус — длинное двухэтажное здание, раскинувшееся от одной до другой стены, целиком перешёл в распоряжение Воеводы и стрельцов. Остальным людям приходилось ютиться в подземельях, вырытых давным-давно под окружающим монастырь огромным валом.
Эти постройки, за двадцать пять лет обросшие уже другими, более грубо сработанными строениями, поражали. Соборы, храмы и часовни из старого, исчезнувшего времени, вызывали благоговение у юноши перед их создателями из той давно забытой эпохи, которой
Ненавидел же Яр совсем другое. То, что скрывали эти храмы и древние стены теперь, после утраты прежнего мира. А именно — людей, что ещё пытались цепляться за старое, давно потерянное. И то, как они это делали, уничтожая друг друга с одним желанием — выжить самим.
Юноша не раз был свидетелем того, как человека выгоняли за тяжёлые, обитые бронзой ворота без всяких средств защиты лишь за то, что он не угодил Воеводе или его сыну, либо за лишнюю конечность, шестой палец или цвет кожи, отличный от «нормального». Естественно, степень нормальности определялась Воеводой. И его совсем не волновало, что бедняге едва исполнилось десять, а за стенами опасный мир, в котором тот не продержится и часа. Полноценные люди боялись иных, порождённых этим новым миром, и поэтому старались поскорее от них избавиться. Более сотни младенцев в последнее время пошли на корм рыбам в реке Колокше именно по причине их необычности. Если ты «не такой», то мутант, а если мутант, то со временем станешь опасным. И «правосудие по-воеводски» вершилось без каких-либо исключений, независимо от возраста и характера уродства.
Яра же не выставили за ворота ещё в детстве лишь потому, что отец, пропавший два года назад, был уважаемым человеком, ратником, каких поискать. Он не страшился в одиночку отходить от Города на довольно приличные расстояния, что приносило Юрьеву почти всё необходимое. Он водил группы и в войсковые части за боеприпасами, и на радиозавод, пополняя запасы проводов и лампочек, и на ткацкую фабрику, склады которой всё ещё ломились от заклеенных в полиэтилен тканей и шерсти. А также несколько раз он предпринимал дальние походы — сначала в сторону Кольчугино, затем к Владимиру, в надежде найти выживших. Лишь из-за него и впоследствии — в память о нём, Яра не выгнали из общины.
Но была и обратная сторона медали. После исчезновения отца Яру не давали жить спокойно из-за одной странности, заметно выделявшей его среди других. Выступающие костяные наросты у него на голове походили на недоразвитые рожки. Было ли это мутацией из-за принесённой от больших городов незначительной доли радиации, либо влиянием распылённых когда-то ядовитых веществ — никто не знал и сказать не мог. Но эта особенность сильно испортила жизнь юноше, которому с малых лет пришлось испытать сначала издёвки сверстников, а позднее — отвращение и ничем не прикрытую неприязнь. Его просто терпели поблизости, мирились с его присутствием, пока рядом был авторитетный в общине отец… После же, когда его не стало, гонения и издёвки начались снова. Потому юноша и недолюбливал людей, которые унижали его просто за то, что он не такой, как все.
Тучи на востоке окрасились розовым, предвещая восход и конец дежурства. Осталось чуть-чуть, и их сменят, чтобы можно было малость поспать, а затем вновь браться за работу. Палычу — на конюшни, а Яру, поскольку он ещё не прошёл испытания, — на тренировки, которые проводились за стрелецким корпусом, где проживали Воевода с дружиной, а также находился лазарет. Хоть и не будучи стрельцом, но уже состоя в охране поселения, Яр имел право на место в корпусе, но, как ни странно, всё ещё продолжал жить там, где и родился — под землёй, в катакомбах под валом.
Юноша отошёл от бойницы и, подсев к
— Палыч, — слова нехотя, с трудом сложились в осмысленную фразу, — я бы давно ушёл отсюда, если бы не Варя. Только она мне этого не даёт сделать. Как же быть?
Некоторое время Выдрёнков не мог вымолвить ни слова, не моргая, глядел на юношу, затем так же медленно проговорил:
— Неужели всё так серьёзно?
— Да. В общем-то, да, — кивнул Яр, глядя прямо в глаза другу отца. — Мне кажется, что я ей тоже нравлюсь.
— Кажется, — покачал головой Палыч, — Этого и я тебе не могу точно сказать. Сам не знаю. Но вот идея с уходом мне нравится ещё меньше.
— А чем здесь лучше?
— Как это? — Выдрёнков с болью посмотрел в глаза Яру. Он прекрасно понимал, каково тому приходится в обстановке всеобщей неприязни, но предположить, что где-то лучше, тоже не мог. Ведь даже погибший отец-добытчик Яра — и то говорил, что нормального общества, хоть сколько-нибудь похожего на их поселение, не нашёл ни в Кольчугино, ни во Владимире, куда когда-то ходил с экспедицией, и тем более сомневался, что таковое осталось в Москве, куда удар был нанесён в первую очередь. — В этом месте люди, пища, защита. Здесь жизнь, наконец!
— Да какая это жизнь… — махнул Яр рукой, оборачиваясь на колокольный звон, отбивающий «зорьку», и доносящиеся следом с винтовой лестницы шаги. Явилась смена, и теперь можно было не продолжать ставший совсем неудобным разговор. Юноша подскочил и, едва нога одного из сменщиков переступила порог, метнулся мимо, не произнося ни слова.
— Да, блин, у тебя испытание через неделю! Пройди сначала, а потом… — этого крика Яр уже не слышал.
Он нёсся со всей возможной скоростью вниз по лестнице, через двор, мимо Михайло-Архангельского собора в катакомбы, служившие домом. На встречу с Варей, о которой говорил вчера Ванька. И был несказанно огорошен, когда около входа в жилище девушки заметил Митяя, сына Воеводы. Тот стоял, вальяжно облокотившись одной рукой о стену, к которой прислонилась улыбающаяся Варя. Они о чём-то тихо говорили, причём Митяй второй рукой обнимал девушку за талию.
— Ты! — других слов не было, только медленно вскипающая злость, которая всегда появлялась в нём при виде сына Воеводы.
— Я, — согласился Митяй, довольно осклабясь. — И что?
— Что ты тут делаешь?
— Тебя забыл спросить, выродок убогий! Я к Варе, а ты мимо иди, пока идётся. Твоя конура чуть дальше…
Договорить Митяй не успел, Яр, молча сжав кулаки, бросился на обидчика.
***
Морозно. Ветер сшибал с ног, пробирал до костей. Игоря удерживал только тонкий трос, привязанный к скобе, вбитой в камень. Вершина скалы, на которой он сейчас находился, освещалась солнцем, садившимся далеко на западе, в тайге, занесённой снегом. Название горы вертелось на языке, вызывало смутные образы, но наружу так и не вырвалось. Игорю почему-то очень надо было это название вспомнить. Что-то важное скрывалось за ним. Но сколько он ни напрягал свой мозг, ничего не получалось.
Что-то не так. Бездонное тёмно-синее небо не укрыто тучами. Оно разверзлось над землёй, словно пропасть. Протяни руку — засосёт в себя, даст затеряться, раствориться, слиться с вечностью. Открывшийся простор подавлял, нет, даже пугал неготового к этому человека, привыкшего видеть последние годы лишь серые тучи и однообразную равнину, покрытую снегом и изрезанную лесами и мёртвой плотью разрушенных городов. Дышалось тяжело. Воздух на высоте в полтора километра был сильно разрежен. В дальнем конце плато размером с два футбольных поля виднелись старые постройки, несколько покорёженных временем вертолётов, и горы кругом, разделяющиеся долинами.