На краю пропасти
Шрифт:
— Лида… — вновь попытался прервать тираду женщины Потёмкин, но замолчал. Ей надо выговориться. Чем быстрее — тем лучше, и лекарь не видел причины останавливать её сейчас.
— А Жорджик? — Лидия опять завыла, слёзы крупными каплями побежали по щекам. — Жорка… Жорочка… Жорчик… Зачем его в Москву эту-ть окаянную потащил? Может, он любви хотел всю свою серую жизнь, а тут… а тут ты… Ирод! Наградил товарища смертью, спасибо — отблагодарил за помощь… Вот она, награда-тоть, люди-и-и до-о-обрыя! — вой почти перекрыл рычание двигателя, но остальные молчали. Ольга положила руку на плечо Лиде, погладила. Рыдания постепенно перешли в тихие всхлипывания.
— Не надо, Лид, — произнесла девушка. — Мы сами на это решились. Игорь предупреждал…
—
— Жена декабриста, — автоматически поправил Игорь, заворожённо слушая Лиду. Как же красиво и интересно люди могут разговаривать, когда есть благодарные слушатели. — Яр, приглядывай за ней. А то губу раскатала!
— Я-тоть? Губу? — возмутилась женщина, но Игорь довольно громко её прервал.
— Тихо! Подъезжаем к Кольчугино.
Лес закончился, дорога выбралась на равнину и через полкилометра заложила длинный вираж, спускаясь с высокого холма. И тут двигатель заклинило. «Тигр» несколько раз дёрнуло, и колёса замерли окончательно. От резкой остановки людей бросило вперёд. Автомобиль ещё несколько секунд скользил за счёт инерции по склону, но теперь двигатель лишь тормозил, а Игорь от неожиданности забыл выжать сцепление, поэтому стальной монстр замер на середине холма, освещая загибающуюся вправо дорогу.
— Чёрт! Ну что за… — Игорь с досады стукнул ладонями о руль.
— Он умер? — испуганно спросил Яр, поднимаясь с сиденья.
— Ага, сдох! — согласился Потёмкин, потирая разбитый о руль нос. — Хреновая соляра! Загустела, видимо, время не пощадило, движок и склинил…
— Что дальше?
— Дальше? Дальше, друзья, пешком! На своих двоих, так сказать-пересказать. Тут недалеко: полторы сотни километров осталось, — Игорь достал карту, развернул на нужном квадрате и некоторое время разглядывал. — Вот сейчас водохранилище, за плотиной — город, а там главное — поворот не перепутать. До Москвы по прямой пойдём. Если всё хорошо, можно по полтиннику в день делать — три или четыре дня, и вся недолга… Чёрт! — с носа на карту закапала кровь. Пришлось откинуться на сиденье и запрокинуть голову.
— А что с Жорой? Надо бы похоронить, — всхлипнув, попросила Лида. Она почти успокоилась, но слёзы нет-нет, да наворачивались на глаза. — А то как-то не по-человечески получится.
— Похоронить? Да запросто! Мы ему отменные похороны состряпаем! Не всем королям такая честь выпадала. Только придётся подождать до утра. Что-то не шибко охота шарахаться по ночному городу. Мало ли какие «охотники» повылазили. А тут всё-таки броня: от пуль уберегла, глядишь, и от тварей спасёт, если не слишком большие… Накройте его чем-нибудь, да располагайтесь поудобнее — часов пять до рассвета осталось.
— А Гром нас не нагонит? — поинтересовался Яр.
— Да им по темноте тоже смысла нет «Тигр» покидать, — отмахнулся лекарь, стараясь зажать разбитый о руль нос рукавом, задрав голову. — И им сложнее: в лесу застряли. Думаю, будут веселиться теперь до утра…
Тело Жоры укрыли брезентом, и под всхлипывания Лиды Ольга устроилась рядом, пытаясь утешить бедную женщину, а Яр перебрался на переднее сиденье. Куча вопросов роилась в голове юноши, но начать разговор он никак не решался.
Кровь всё-таки остановилась, и Игорь выключил свет в кабине, иначе привлечённые им хищники могли собраться у автомобиля. «Тигр» погрузился в темноту, молчание затянулось. Каждый думал о своём: Лида об утрате, Ольга о людях — насколько разные они, оказывается, и сколько всего она пропустила, живя отшельницей из-за отца, Яр же — о болезни, что затаилась внутри, иногда обостряясь вспышками неконтролируемых ощущений, усилением слуха, улучшением до неестественного уровня зрения и чувства восприятия
Игорь же, облокотившись на спинку сиденья, вглядывался во тьму за пределами «Тигра», а именно — в одну точку: чуть левее дороги, где-то в воздухе, мерцал еле заметный огонёк, будто скрытый неким препятствием. Объяснения этому явлению мужчина пока не находил, но старался не отводить взгляда от света в небе. Мало ли что произойдёт, вдруг разгадка не замедлит явиться.
— Игорь, — тихо проговорил Яр, съёжившись на сидении. После напряжения последних дней и ночных событий его слегка потряхивало, слишком много навалилось на юношу. — А когда лучше жилось? Тогда или сейчас?
— Тогда близкие были рядом, — загадочно ответил лекарь. — А сейчас… Нет их. Ни у меня, ни у тебя, ни у Ольги с Лидой. И вот вроде только появятся, как тотчас же исчезают. Либо смерть забирает, либо слабость духа, или другие люди, которым насрать на всех вокруг. И тогда насрать было, но рамки какие-то существовали, люди не лишались близких столь часто и при таких обстоятельствах…
— А ты как один остался? Прости, если спрашиваю, но интересно, ведь такой человек, как ты… мог бы защитить их.
— А какой я человек, Яр?
— Ну… — юношу этот вопрос застал врасплох. Он никогда не размышлял о качествах Игоря. Казалось, они лежат на виду, и вот сейчас, когда его спросили, он задумался. Потом начал перечислять. — Храбрый. Верный. Волевой.
— И благодаря этим качествам я лишился семьи, — добавил Потёмкин.
— Но как?
— А вот так! — мужчина на несколько долгих минут замолчал, вспоминая, вороша в памяти давно минувшие события, а потом, когда Яр уже потерял всякую надежду услышать продолжение, заговорил: — Это не те качества, которые в этом мире помогают. Вот если бы я был трусом, то не повёл бы семью очертя голову в мифическое место, где якобы жизнь лучше, чем везде. Я бы спрятался с ними где-нибудь и, дрожа от страха, вёл вполне нормальную, хоть и скотскую жизнь. Зато мои близкие были бы живы и рядом. Как Воевода — да, он трус! И самодур, к тому же! Окопался с негодяями, сделал из них избранных, окружил себя верными людьми, спрятался за их спинами и спинами тех, кто добывает ему пропитание, охотится, исследует для него дальние земли, погибает. А он пользуется! И не может организовать хоть какую-то поддержку всем этим людям. Минимум — вот его программа. Чтобы только люди не сбегали в отравленную и чужую пустошь, где им будет лучше, чем в стенах города. Всё остальное забирает себе и охране своей, готовой любого порвать за эти блага. Трусы сейчас все имеют! Живут удобно, да за чужой спиной! Куда удобней выживать, прячась, а я — с храбростью, силой, верностью, как ты сказал, и волей ничего в этом мире не стою, вот и потерял всё… что имел в этой чёртовой жизни. И права Лида: вон, и вас толкаю на смерть. Жора уже погиб.
— Но это не так! — горячо возразил Яр. — Мы сами…
— Да не сами! Не сами, Яр. Вот скажи, снялись бы вы с места, не появись в ваших краях я и не соберись дальше?
— Да! Я думал об этом!
— Знаешь, Ярослав, думать и делать — совсем разные вещи. Согласись, что мысль была, что не выживешь в одиночку? Что не сможешь один, без людей? Что повесишься на первой берёзе… — юноша сник, не зная, что ответить. — Вот и Ольга с Лидой — так же. А особенно Жора!
— Ну-ть, хватить! — прервала лекаря женщина. Они с Ольгой давно затихли, вслушиваясь в разговор. — Жора мужичищем умер! Нас, окаянных, защищая! Плохо? Плохо! Но прозябание в катакомбах, где его не считали за мужика, лучше, что ль? А я-тоть благодарностью тебе обязана, свёл нас вместе, любить заставил! Жизнь почувствовать, хоть на чуть-чуть!