На краю света. Подписаренок
Шрифт:
— Исправник требует немедленно донести ему: в каких населенных пунктах у нас имеются церкви, когда и из каких материалов они построены, какой подрядчик и за какие деньги их строил и кто наблюдал в искусственном отношении за постройкой этих церквей.
— Это что же, к старосте мне обращаться с этим делом или как?
— К писарю надо. Без него не обойтись. Поезжай в Анаш, покажи писарю эту бумажку, и отправляйтесь с ней к батюшке. Так, мол, и так, отец Исидор. Потрудитесь написать что надо. Начальство требует. И тоже покажи ему эту бумажку.
— А если он заартачится?
—
— Ну, батюшка анашенский.
— Как это заартачится? Не имеет права. Приказ начальства. Не мы ведь это придумали, а исправник требует. Не уйду, мол, батюшка, пока все как следует не напишете. Вот и весь разговор. Посмелее надо. Ты ведь хозяин волости. Потом в Медведеву и в Сисим еще придется ехать с этим.
И Иван Иннокентиевич вручил старшине злополучную бумажку от исправника. Старшина осторожно взял ее, повертел в руках, осмотрел внимательно, как будто хотел проверить, нет ли в ней какого-либо изъяна, потом вытащил из кармана большой цветной платок, осторожно завернул в него эту бумагу и тоскливо произнес:
— Вот жизнь-то. Ни днем, ни ночью покоя. Пропади она пропадом, эта служба… Кто там сегодня из ямщиков-то? Пусть подают на фатеру… Попить чаю перед дорогой…
И старшина отправился к себе на квартиру собираться в Анаш.
Глава 7 КОННЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ УРЯДНИК
Урядник Сергей Ефимович Чернов не являлся должностным лицом волостного правления, какими были старшина, заседатель, волостные судьи и писаря. Однако он как бы состоял при волости и все свободное от разъездов время находился у нас. Так что вся работа волостного правления проходила на его глазах.
С Иваном Иннокентиевичем Сергей Ефимович держался, конечно, не на равной ноге. Такие отношения были у него с Иваном Фомичом, Павлом Михайловичем и Иваном Осиповичем. На нас с Петькой он смотрел покровительственно, а на старшину и заседателя свысока.
Старшина был хозяин волости, соединял в себе власть административную и полицейскую. Он служил по выбору волостного схода и, подобно старостам, сотским и десятским, отбывал общественную службу. Урядник был только полицейским чином. Но он состоял на государственной службе. Он не подчинялся старшине, однако обязан был оказывать ему содействие.
Старшине подчинялись в волости все старосты, сотские и десятские. В подчинении Сергея Ефимовича находились только сотские и десятские. Старшина и все волостное правление подчинялось крестьянскому начальнику. Сергей Ефимович был подчинен становому приставу. Тем не менее неграмотный старшина и неграмотный заседатель смотрели на Сергея Ефимовича, одетого в форменный полицейский мундир, как на официального представителя власти, и не гнулись перед ним в дугу только потому, что Иван Иннокентиевич и его помощники держались с ним совершенно независимо.
Как бы там ни было, но наш Сергей Ефимович каждый день, когда не находился в служебных разъездах, являлся в волость в полном параде, то есть в мундире с погонами, в фуражке с кокардой, при сабле и револьвере, и целый день мотался здесь без дела. Вместе со всеми он слушал веселые
Как и все полицейские, Сергей Ефимович служил в свое время на действительной военной службе, дослужился там до унтер-офицерского чина и по увольнении в запас стал искать себе легкую вакансию. Поначалу он поступил объездчиком в Сисимское лесничество и был определен на службу на наш кульчекский участок. Здесь он рьяно взялся за выполнение своих обязанностей.
Наши кульчекские мужики не видели особого различия между тайгой, принадлежащей казне, и своим общественным наделом и за строевым лесом предпочитали ездить в казенную дачу. И вот Сергей Ефимович начал ловить их и составлять на них протоколы. По этим протоколам виновным в порубке выходил штраф. Одному несколько рублей, другому несколько рублей. Все это кончилось неожиданной развязкой. В одну темную ночь у Сергея Ефимовича зарезали коня, и он не смог уж выезжать в тайгу для поимки порубщиков. Однако Сергей Ефимович не пал духом и привел себе из Комы от родного тятеньки другого коня. Но теперь стали охотиться уж за ним самим и в одно прекрасное время чуть не угробили его в тайге.
Тут Сергей Ефимович сообразил, что дальнейшая служба в Сисимском лесничестве на кульчекском участке ему заказана, и подался в полицию. А там должным образом оценили его служебное рвение в должности лесного объездчика и назначили полицейским урядником сначала в Ермаковскую волость, а потом перевели на его родину — к нам в Кому. Как конный полицейский урядник Сергей Ефимович получал жалованье двадцать пять рублей в месяц, готовое обмундирование, сто рублей в год на содержание лошади и пятьдесят четыре копейки на ремонт своего оружия.
Поначалу все ждали, что он начнет выискивать в Кульчеке своих недоброжелателей. Но Сергей Ефимович оказался достаточно сообразительным, чтобы не осложнять своих отношений с мужиками, и махнул на старое рукой. И вообще, в новой должности он не спешил показываться к нам в Кульчек. Кроме Кульчека, в его ведении находилось ведь еще семнадцать деревень.
А волость у нас была спокойная. Раньше, говорят, у нас много было на поселенье политических. И у начальства было много хлопот с ними. А после 1905 года политических к нам не присылают. Волнений никаких нет. Грабежей тоже нет. Бывают драки, больше по престольным праздникам, да мелкие кражи. И по всей волости повальное винокурение.
Сергею Ефимовичу по должности все время приходилось разъезжать по волости и заниматься этими делами. Приедет, произведет допрос, кого надо посадит в кутузку, а все материалы дознания пошлет в Новоселову приставу.
А бывают дела и совсем незначительные. Что-нибудь о краже курицы, гусенка или поросенка, дела об угрозах, драках и оскорблениях. Этими делами Сергею Ефимовичу заниматься было в общем-то не положено. Они состояли в ведении сельской полиции — старосты, сотского, десятского. Но так как о таких происшествиях поступали жалобы, то ему волей-неволей приходилось заниматься ими.