На краю света
Шрифт:
– Ладно, – он подался вперёд. – В Австралии есть пляжи, которые тянутся на десятки километров. Вода настолько прозрачная, что ты видишь свою тень на дне.
– Неплохо, – кивнула я, стараясь не показывать, как тяжело мне слышать, что его жизнь будет продолжаться без меня.
За столом были его друзья: Ник, с вечной полуулыбкой и чуть небрежным видом; Том, бывший парень Сэма, расслабленный, с завораживающей спокойной энергией; и Эрик, который всегда казался чужаком в этой компании. Его футболка с надписью DOOM выглядела
Разговоры за столом текли легко, но я почти ничего не слушала. В голове стучало только одно: "Сэм уезжает".
Когда пришло время прощаться, он подошёл ко мне первым.
– Ты справишься, – сказал он, обнимая меня крепко. Его руки были сильными и тёплыми, как всегда.
– Справлюсь, если ты будешь звонить мне каждую неделю, – ответила я, прижимаясь к нему так, будто хотела впитать его тепло.
– Конечно. И ты тоже звони.
Я только кивнула, потому что, если бы попыталась что-то сказать, голос наверняка бы дрогнул.
– Ева, – он отстранился и посмотрел мне в глаза. – Ты сильная. Ты просто ещё этого не знаешь.
Когда Сэм обнял меня, я почувствовала, как к горлу подступает ком. Его тепло всегда было моим якорем, а теперь я должна была отпустить его. Я хотела что-то сказать, но слова застряли где-то внутри. Вместо этого я просто крепче прижалась к нему
Когда Сэм улетел, я почувствовала себя опустошённой. Мы ехали из аэропорта в такси и мир вокруг казался слишком большим, слишком холодным. Когда мы вышли из машины, Эмбер молча шла рядом, сунув руки в карманы своей толстовки. Она ничего не говорила, но я знала, что она наблюдает за мной.
– У The Hollow Lights сегодня концерт, – сказала я, разрывая тишину. Я сказала это как бы между прочим, но кого я пыталась обмануть? За эти годы я не пропустила почти ни одного их концерта.
– Конечно, у них. Это идеально вписывается в твоё настроение, – ответила она, слегка покачав головой.
– Сходишь со мной?
– Ты же знаешь, что я не фанатка этой эстетики.
– Но пойдёшь?
Она вздохнула и повернула ко мне голову.
– Да. Чтобы потом тебя вытащить оттуда.
Когда мы вошли, шум словно накрыл меня волной. Люди толкались, кто-то кричал в ухо своему другу, а свет прожекторов резал глаза. Я почувствовала, как воздух пахнет табаком и потом, но это почему-то не раздражало. Это было частью атмосферы. Толпа собралась у сцены, обсуждая предстоящее шоу. Мы с Эмбер встали у стены, как всегда.
– Я всё ещё думаю, что это твоё бегство от реальности, – заметила она, скрестив руки на груди.
– Может быть, – признала я. – Но лучше уж так, чем сидеть и ныть.
Она хмыкнула, но больше ничего не сказала.
Свет погас, и толпа ожила. На сцену начали выходить участники The Hollow Lights, один за другим, но
Он выглядел так, будто каждый прожектор был настроен только на него и он это прекрасно знал. Косуха с серебряными заклёпками, сетчатая кофта, через которую виднелись его грудь с двумя кольцами пирсинга, блестящая кожа, украшенная татуировками.
Его татуировки были разные: на одной стороне груди шпили готического собора, на другой – хаотичный орнамент, переходящий в тонкие линии. На шее – изображение арки, переходящее в стилизованную геометрию на плечах.
Он взял микрофон, облизал губы, и толпа взорвалась криками.
– Ты знаешь, что он делает? – сказала Эмбер, глядя на сцену. – Он просто находит слабости людей и использует их. Это не про музыку, это про власть.
– А может, это просто искусство? – ответила я, не отрывая глаз от него.
– Может быть. Но посмотри на них. Ты правда думаешь, что они здесь ради искусства?
Я промолчала, но внутри чувствовала, как его движения, его голос, его взгляд заставляют меня терять почву под ногами.
Когда он запел, его голос был настолько глубоким и хриплым, что заливался во всё пространство. Он двигался по сцене, словно грациозный хищник, иногда делая резкие рывки, иногда медленно покачиваясь в такт.
На третьей песне он снял сетчатую кофту и бросил её в толпу. Теперь его торс был полностью обнажён, я как завороженная рассматривала его татуировки.
На четвёртой песне он внезапно запрыгнул на колонку, балансируя, а затем спрыгнул обратно, резко выхватив гитару у одного из участников группы. Толпа взревела.
Когда всё закончилось, мы вышли на улицу. Воздух был холодным, и я вдохнула глубже, пытаясь избавиться от ощущения гула в ушах.
– Ну, и что ты скажешь? Может хоть сегодня тебе понравилось? – спросила я, наконец повернувшись к Эмбер.
– Скажу, что он идеальный пример того, как патриархальный мир обожает превращать мужчин в богов, а женщин – в толпу, которая их боготворит.
– Это рок-н-ролл, Эм. Никто не заставляет их визжать.
– Нет, но он это провоцирует и поощряет, это тоже объективизация, только своего собственного тела, – заметила она. – И тебе это нравится, не так ли?
– Возможно, – признала я.
Она только усмехнулась.
– Я не буду тебя переубеждать. Знаешь, что мне не нравится больше всего? – спросила Эмбер.
– Что?
– То, как ты смотришь на него.
– Что с этим не так?
– Всё. Ты будто веришь, что он особенный. А он – всего лишь ещё один парень, который использует свою харизму и внешность, чтобы уложить как можно больше девочек типа тебя себе в постель.
Я не ответила. Внутри меня всё ещё звучала музыка, а его образ всё ещё стоял перед глазами.